— Не могли бы вы составить мой гороскоп? — шутливым тоном поинтересовался на следующий день князь. — Возможно, этот опыт окажется не таким тягостным.
Осведомившись о дате рождения князя, Себастьян удалился в свои зеленые покои и вечером уже смог познакомить хозяина дома с результатом изысканий. Тот сидел в библиотеке спиной к окну, разглядывая кубок из горного хрусталя в золотой оправе.
— Ваша светлость, — объявил Себастьян, — я смог увидеть лишь долгую жизнь без особых происшествий. Однако через тридцать восемь лет в вашем королевстве случится кровавое событие.
— Какое?
— Вы поменяете солнце.
Князь был изрядно озадачен.
— Как можно поменять солнце?
— Поменяв короля.
— Он уже родился?
— Да, ваша светлость. Карты таро указывают, что он будет императором.
— Австрии! — воскликнул князь.
— Нет, ваша светлость. Франции.
— Королем Франции?
— Нет, императором Франции.
— Но во Франции нет императора!
— Значит, будет.
На сей раз князь казался явно смущенным.
— Это случится на фоне больших потрясений, — снова заговорил Себастьян. — Я вижу многочисленные сражения и еще — «Богадельню».
— Что значит «Богадельню»?
— Это шестнадцатая карта таро, на которой изображена башня, пронзенная молнией. Она означает поражение самонадеянности и крупные сражения.
— И герцогство попадет в лапы этого императора?
— Об этом говорит и ваш гороскоп, и карты таро.
Князь на минуту задумался.
— Но если вы так способны предсказывать будущее, очевидно, вы обладаете огромным могуществом?
— Я не предсказываю будущего, ваша светлость. Я читаю его для других, а что касается могущества, я отнюдь не ищу его.
— А чего же вы ищете?
— Гармонии и возвышения духа.
Князь покачал головой.
— Вы в точности таковы, каким вас описывал король Фридрих.
— Да будет он услышан, — задумчиво произнес Себастьян.
На следующий день Сен-Жермен отправился в Гейдельберг, чтобы организовать прием новых членов в орден тамплиеров.
Себастьян принадлежал и к другим орденам тоже, но эти люди непременно хотели состоять там, где был их король.
Через три недели Сен-Жермен вернулся домой.
Появление призрака баронессы Вестерхоф — ибо представлялось очевидным, что это была именно она, — оставило в душе Себастьяна странное чувство, как звуки фагота и спинета. Вначале в сердце поселились грусть и растерянность, затем граф ощутил, что перед ним оказалась тайна, в которую он при жизни никогда проникнуть не сможет. Выходит, материнские чувства преодолевают земную оболочку и не исчезают даже в потустороннем мире. Даже через много месяцев после своей смерти — но что значит время перед лицом вечности? — мать беспокоилась о своем ребенке. Воспоминание о том, как баронесса прижимала ребенка к груди, вызывало в нем, каждый раз, когда Себастьян вспоминал об этом, глубокое сострадание. Смерть унесла ее до того, как она смогла обнять существо, которое выносила под своим сердцем и которое в действительности являлось плодом не истинной любви, но династических интриг. Маленький Петр, ставший отныне Пьером, был ли он сыном Александра? Или самого Себастьяна? Граф не мог этого сказать, и, возможно, она тоже, хотя и находилась сейчас в мире всеведения. Но факт оставался фактом: Себастьян был защитником ребенка в той же мере, что и его отец Александр.
Сен-Жермен решил не рассказывать о произошедшем Александру. Но в его голове созрело решение позвать к ним Данаю, и тогда он набросал письмо Александру:
«Я полагаю, что каждому ребенку необходима мать, и боюсь, что кормилица, какой бы преданной она ни была, не обладает ни влиянием, ни глубиной чувств, которые нужны младенцу. Я убежден, что ваша мать сможет стать также матерью Пьеру. Подумайте об этом, только не медлите, ибо дети растут быстрее, чем мы размышляем».
Предупредив сына, Себастьян решил, что отправится в Хёхст, чтобы иметь возможность следить за происходящим в немецких масонских ложах, события в которых начинали казаться все более тревожными.
Первая длительная остановка, которую сделала княгиня Даная по дороге из Лондона, была именно в Хёхсте.
— Я привела к вам ребенка, а теперь вы мне возвращаете другого, — сказала она Себастьяну, выходя из кареты, сразу после того, как они обменялись первыми сердечными приветствиями.
Сентябрь окрасил деревья в ярко-красный цвет, и камины в замке, стоявшие без дела долгие летние месяцы, вновь принялись за работу. Осенью 1764 года произошла их встреча после долгой разлуки. Молодая женщина превратилась в величественную даму, а сеточка морщин вокруг глаз казалась зримым воплощением времени, которое прошло и для Себастьяна тоже.
— Александр сказал, что вы решили меня позвать, — произнесла Даная, усаживаясь возле огня. — Выходит, человек-загадка Европы беспокоится о столь прозаических вещах, как воспитание какого-то ребенка.
— Этот ребенок — наш внук, — ответил Себастьян. — Мы его слуги.
— Вероятно, вы признаете себя чьим-то слугой первый раз в жизни.
— Не обманывайте себя. Я всю жизнь служу взрослым детям. Меня, скорее, можно назвать всеобщим наставником.
— Так вот в чем состоит ваша загадка! — смеясь, произнесла Даная. — Позвольте мне все же выразить удивление, что возле двух таких мужчин, как вы и Александр, нет рядом женщины.
— Александр всегда успеет выбрать себе подругу, но я — совсем другое дело.
Даная задумалась.
— Насчет Александра я вовсе не уверена, — сказала наконец она. — Мне кажется, он невероятно похож на вас. В одном своем письме он признался мне: «Я думаю, прежде всего я — мой отец, а потом уже все остальное». Я плохо представляю себе, как Александр может создать семью, а то, как он произвел на свет сына, до странности напоминает мне мою собственную историю. Вы оба похожи на богов из античной мифологии, которые, внезапно охваченные страстью, спускаются с небес, чтобы соединиться со смертной женщиной, а затем возносятся обратно на Олимп.
— Поверьте, я ему в этом не подавал никакого примера, — вздохнул Себастьян. — Впрочем, он по большей части живет один в Лондоне и свободен в своем выборе. Мне никогда не пришло бы в голову противиться его выбору, если он почувствует вдруг влечение к какой-нибудь женщине.
Даная внимательно смотрела на графа, и во взгляде явственно читалась ирония.
— Нет, в самом деле, Себастьян де Сен-Жермен, коль скоро в данный момент вы носите именно это имя, ведь я вас знала еще под именем Готлиба фон Реннекампфа, помните? Одного вашего примера — а ведь есть еще и слава — достаточно, чтобы ваш сын не пожелал связать свою судьбу с судьбой какой-либо женщины. Вы имеете на Александра огромное влияние. Он говорит о вас как о сверхчеловеке.
Себастьян помедлил, прежде чем ответить. То, о чем сейчас сказала Даная, никогда не приходило ему в голову.
— При чем здесь я? — произнес он с видимым сожалением. — Я не думаю, что являюсь для сына самым плохим примером.
— Сына! — воскликнула Даная раздраженно. — Я бы хотела, чтобы это была дочь. Может, вы все-таки спуститесь на землю?
— Я поднялся на землю, Даная, — мрачно произнес Себастьян, — поднялся из-под земли.
Она казалась совершенно сбитой с толку.
— Как это? — переспросила она живо, едва ей удалось вновь овладеть собой. — Неужели вам удалось избежать виселицы?
— Мой отец погиб на костре, Даная. А я и в самом деле чудом избежал виселицы.
Она потрясенно смотрела на него.
— Боже мой, — сдавленным голосом произнесла Даная. — Боже мой, Себастьян, простите…
Она поднялась и взяла в ладони его лицо.
— Как… как это возможно? Но кто… кто уготовил ему столь жестокую участь?
— Святая инквизиция, — ответил Себастьян, лаская руку, прижавшуюся к его щеке. — Мои родители были крещеными евреями. В Испании. Ищейки инквизиции обшарили их дом и нашли Талмуд. Это означало смертный приговор обоим. Прошу вас, садитесь.