«На каком же языке жрецы Нижнего Египта посвятили его в свои секреты?» — подумал Себастьян. Все эти басни были ему знакомы, он и сам когда-то ими пользовался. Но уже давно перестал. Чтобы получше приглядеться к этому необычному собрату, Себастьян сел справа от него во время трапезы, последовавшей за собранием.
— Я излечиваю от старости, — заявил Калиостро, — поскольку это всего лишь недуг души.
Та же вечная болтовня об эликсире молодости. Однако один из братьев, похоже, заинтересовался этим и попросил рассказать поподробнее.
— Надо начать с сорокадневного майского поста, во время которого пациент поглощает только дождевую воду и очищающие травы. На семнадцатый день ему следует пустить кровь и дать шесть капель белого ликера…
— Какого именно?
— Я один обладаю секретом этого снадобья. Через три дня опять кровопускание, до восхода солнца, и две капли ликера. Лечение очень сурово.
— И что оно дает?
— Даже крепкий человек на много дней лишается дара речи и рассудка, и его сотрясают конвульсии. Так он исторгает из себя все, что осталось от прежнего существа.
«Опасное лечение, которое с равным успехом может отправить врача на виселицу», — подумал Себастьян.
Тем временем краснобай не переставал обжираться и много пил; интересно, подвергал ли он самого себя этому лечению?
— Затем пациент впадает в глубокий сон, — продолжал Калиостро, которого собравшиеся слушали со все возрастающей сдержанностью, особенно наблюдая за его аппетитом… — На тридцать шестой день ему дают только одну каплю ликера. Он снова впадает в сон, во время которого теряет кожу, волосы и зубы.
Братья были ошеломлены, многие изумленно таращили глаза.
— Но, — торжественно провозгласил Калиостро, — через несколько часов и кожа, и волосы, и зубы снова отрастают, словно новые.
Осознавал ли сам шарлатан впечатление, которое производили его бредни?
— На сороковой день обряд завершен. Родился новый человек. И он вполне может надеяться дожить до пяти тысяч пятисот пятидесяти восьми лет.
Он заглотил шоколадное пирожное. Себастьян не мешал ему разглагольствовать: это был наилучший способ потопить его.
— Долголетие — это хорошо, — сказал один из братьев, — но как узнать, что и душа пациента возродилась?
— В этот миг она вступит в непосредственную связь с семью чистыми духами, которые окружают престол Всевышнего: Анаилом, Михаилом, Рафаилом, Гавриилом, Уриилом, Зобрихалом и Анахиилом.
Присутствующие обменялись многозначительными взглядами.
— Масонство, братья мои, — заявил Калиостро, — предназначено утвердить торжество избранных душ на благо всего человечества.
— А сами вы следовали этому ритуалу? — спросил Себастьян, бросив взгляд на весьма отчетливо лысевший лоб Калиостро.
— Да. Неужели это не очевидно? — ответил тот с самодовольной улыбкой.
Дело было ясное. Себастьян спросил у Калиостро, знает ли он, когда родился.
— Десятого апреля тысяча семьсот сорок третьего года, — ответил тот, словно объявлял какую-то сверхзнаменательную дату.
— Если позволите, я составлю ваш гороскоп, — сказал ему Себастьян.
Мошенник бросил на него тупой взгляд, которому попытался придать ироничность.
Когда собрание завершилось и гость удалился, присутствующие обменялись насмешливыми улыбками.
— Кому же пришла мысль принять этого молодчика в наши ряды? — спросил один из братьев.
— Тем, кого ему удалось ослепить, — ответил Себастьян. — Но это рискует поставить нас в неловкое положение.
Он написал Александру:
«Этот Бальзамо, именующий себя графом Калиостро, всего лишь прохвост, которому пока везло. Однако спесивая самоуверенность неизбежно погубит его, и весьма скоро. Держитесь от него подальше».
44. ТАИНСТВЕННЫЕ ФОКУСЫ ГОСПОДИНА ФРАНЦА МЕСМЕРА
Свадьбу Северины Полиболос и Франца Брюкнера сыграли в мае 1778 года во Франкфурте, в присутствии герцога Карла Гессен-Кассельского.
Александр щедро одарил молодоженов, а Себастьян предоставил им в полное пользование хюбергскую усадьбу (пока они не унаследуют ее на законных основаниях) и назначил Франца управляющим своих имений — в Хёхсте, Хюберге и еще особняком на Херренгассе в Вене.
Однако все взгляды на свадьбе привлекал к себе юный Пьер, взволнованный так, словно выходила замуж его собственная мать; во время трапезы в деревенской харчевне, последовавшей за венчанием, мальчик ходил от одного гостя к другому, желая удостовериться, что любим не меньше, чем прежде.
— У меня впечатление, граф, что мы в лоне вашей семьи, — признался по секрету герцог Карл. — Простите за нескромность, но князь Александр до странности похож на вас.
Себастьян удовлетворился улыбкой вместо ответа. Но через какое-то время заявил:
— Вы же знаете, бывает сродство душ, ваше высочество. Как бы там ни было, он мой наследник.
Герцог кивнул.
Когда Себастьян находился в Лейпциге, пришли новые известия о Калиостро: этот сицилиец (поскольку в конце концов выяснилось, что он родом из Палермо) основал в Гааге ложу «египетского» ритуала, который, как он сам уверял, должен возобладать над всеми прочими, поскольку применит все известные посвященным обряды возрождения души и тела. Пространное притязание.
Словно недостаточно было уже соперничества между ложами английского и шотландского толка[52] — и вот появляется смутьян, чтобы выдумать что-то еще! Во всяком случае, этим он исключал себя из ложи Благотворения. Но что же это были за обряды? На сей счет в сообщениях не говорилось ничего определенного. Правда, некоторые братья полагали, что узнают методы Гасснера, немецкого пастора-иллюмината, который заставлял своих последователей голодать, принимать наркотические снадобья и изгонял из них бесов (почти то же самое, о чем говорил Калиостро в Гааге, за исключением разве что изгнания бесов), а еще лечил животным магнетизмом, подобно некоему Месмеру.
Месмер? Животный магнетизм? Наверняка тот самый молодой человек, который некогда явился к Себастьяну в Вене с поздним визитом и восхвалял терапевтические достоинства этого магнетизма.
Себастьян видел, как мало-помалу истощается высокий дух, который ему удалось насадить в ложах. Это его тревожило. Он выяснил, что Месмер, изгнанный из Вены за шарлатанство (как он и предвидел), теперь священнодействовал в Париже. Туда-то Себастьян и отправился в сопровождении нового слуги, Ульриха, нанятого в Лейпциге, поскольку Франц, разумеется, был занят другими делами. Оказавшись на месте, он осведомился у маркизы д'Юрфе, не знает ли она, где Месмер демонстрирует свои таланты. Та ответила:
— У меня. Окажите честь принять мое гостеприимство. Он придет как раз сегодня, после ужина.
В салоне маркизы д'Юрфе собралось человек двадцать гостей, многие из которых нарочно напросились на приглашение, лишь бы посмотреть на кудесника, о котором говорил весь Париж. Себастьян узнал от хозяйки дома, что тут присутствует некая молодая женщина, жалующаяся на нестерпимые боли, и мужчина, удрученный стойкой бессонницей; оба надеялись воспользоваться чудесным лечением венского чародея. Наконец лакеи объявили о прибытии господина Месмера, и Себастьян увидел своего давнего ночного посетителя, вырядившегося самым странным образом: на нем был остроконечный колпак и длинная хламида черного шелка, расшитая каббалистическими знаками. Вылитый халдейский маг.
Цепкий взгляд медиума тотчас же приметил Себастьяна и впился в него. Себастьян кивнул, и Месмер приблизился:
— Граф, вы ли это? Я до сих пор храню воспоминание о нашей первой встрече и о вашем приеме. Рад снова видеть вас и продемонстрировать вам наконец достоинства животного магнетизма.
Себастьян ответил легким поклоном. Подошел лакей и спросил у Месмера, что тот желает пить.
52
Английские ложи — прогрессистские и, в сущности, протестантские, поддерживавшие Ганноверскую династию, выступали за терпимость, философское и религиозное разнообразие, тогда как шотландские основывались на старинном ритуале, делавшем упор на религиозно-философской мысли и верности католицизму. (Прим. автора.)