25 февраля 1784 года на побережье Кильского залива обрушился ледяной северный ветер, сгибая деревья. Около двух часов пополудни он материализовался в виде снега и поутих. Сидевшего перед жарким огнем и закутанного в меха Себастьяна сотряс сильнейший приступ кашля. Герцог обеспокоенно посмотрел на него.
— Быть может, вам стоит опять принять немного вашей микстуры на основе ложного морозника?
— У меня кончились запасы. Надо бы послать в Хёхст, но боюсь, что, пока Ульрих ездит туда и обратно, судьба уже примет свое решение на мой счет. В этой схватке с болезнью кто-нибудь да победит — либо она, либо я.
Видя тревогу на лице герцога, он вздохнул:
— Досадно, что добавил вам забот.
— Дорогой друг, я буду только рад оказаться вам чем-то полезным, по крайней мере, если понадобится.
В комнату вошел герцог Фердинанд Брауншвейгский, пыхтя, как дракон.
— Холод такой, что может утку на лету заморозить! Я ходил взглянуть на лошадей и распорядился закрыть отдушины в конюшнях и принести туда печку. Как себя чувствует граф? — спросил он, направляясь к Себастьяну.
— Борется со своей простудой, — ответил Себастьян.
— Горячее вино с пряностями еще никому не вредило.
— Даю вам патент на это снадобье, — улыбнулся Себастьян.
Оба герцога тоже решили воздать честь лекарству, которое велели подать слуге. Учитывая состояние дорог, в замок уже около десяти дней не доставляли газет, но пищи для ума еще хватало благодаря визиту одного брата-каменщика, заезжавшего в ноябре и поведавшего о состоянии масонства в новой американской республике. Там наблюдались те же течения, что и в Европе.
— Это доказывает, что наш идеал жизнеспособен, — заметил Себастьян.
— Но, насколько я понял, у американских братьев много идеалов? — заметил герцог Фердинанд.
— Это нормально, — ответил Себастьян. — Не существует универсального ключа. Истинный ключ — в самом его поиске.
Рассуждение заставило собеседников задуматься. Они еще не знали, что это последние слова из уст Сен-Жермена. К вечеру жар вынудил его лечь в постель, а на ужин он смог лишь выпить немного куриного бульона.
На следующий день, совсем ослабев и с трудом дыша, он едва смог допить другую чашку того же бульона. Герцогиня вызвала пастора. Себастьян попросил герцога сообщить о своей смерти князю Александру Полиболосу в Лондон и дал адрес.
Когда оба герцога проведали его перед сном в последний раз, Себастьян, казалось, был без сознания. Какая-то книга лежала под его рукой на стеганом одеяле; последнее, что читал умирающий, была «Пресвятая Тринософия», малое количество экземпляров которой отпечатали в Амстердаме несколько лет назад. Книга была заложена на последней странице:
«Я пересек площадь и поднялся на мраморное возвышение. И с удивлением заметил, что снова нахожусь в Тронном зале, первом, куда попал, проникнув во Дворец мудрости. Посреди него по-прежнему высился треугольный алтарь, но птица, жертвенник и факел теперь составляли единое целое. Золотое солнце сверкало над ними. Меч, который я принес из Огненного зала, лежал на подушке одного из престолов. Я взял его и поразил солнце, которое рассыпалось в прах. Я простер руку, и каждая из составлявших его молекул заблистала, как разбитое мною солнце. В этот миг сильный и мелодичный голос возгласил: "Труд завершен!" Заслышав его, со всех сторон ко мне устремились чада света, врата бессмертия распахнулись предо мною, а облако, омрачавшее взор смертных, рассеялось. Я увидел, что повелевающие стихиями духи поняли: отныне я их господин. FINIS».
Герцог унес с собой знакомую ему книгу, желая сохранить память о последней странице, которую читал в своей необыкновенной жизни его друг.
27 февраля, в одиннадцать часов утра, заплаканный слуга Ульрих доложил герцогу Карлу, что граф де Сен-Жермен скончался.
47. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ МОГ УМЕРЕТЬ
Когда дошло до организации похорон, возникла одна проблема: граф де Сен-Жермен не принадлежал к приходу Экерферде, а пастор отказывался хоронить на предназначенном для его паствы кладбище того, чье вероисповедание ему неизвестно.
— Это христианин, — утверждал герцог Карл Гессен-Кассельский.
— А у вас есть доказательство, ваше высочество? — спросил резким тоном пастор.
— Что вы хотите сказать?
— Я узнал от людей, которые обмывали его тело, что он обрезан.
Герцог оторопел. Это было последнее, что могло бы прийти ему в голову.
— Во всяком случае, он говорил как христианин, — проворчал он. — Соблаговолите хотя бы сделать запись о его смерти в вашей приходской книге.
Но пастор и тут упрямился. Тогда герцог Карл решил перевезти гроб с телом во Фридериксберг, находившийся оттуда на небольшом расстоянии; там он имел достаточно власти, чтобы добиться погребения без всяких дискуссий, поскольку викарий был лично обязан ему. По-прежнему стоял довольно сильный мороз, что вполне позволило эту отсрочку. К скорбному кортежу присоединился Фердинанд Брауншвейгский, и оба герцога двинулись по черно-белой равнине вслед за катафалком. Разумеется, они взяли с собой и Ульриха, последнего слугу Сен-Жермена.
Как просил Себастьян, герцог написал князю Александру Полиболосу письмо и доверил его почтовому кораблю, отплывавшему в Англию. Погребение состоялось во Фридериксберге в присутствии трех свидетелей. Потом оба герцога обсудили, как им известить об этом ложи, и вернулись в Эккернсфёрде.
Там они сделали опись вещей графа де Сен-Жермена, которые он оставил после себя, поскольку в последние годы часто гостил в Эккернсфёрде: одежда, книги, драгоценности и немалая сумма денег.
Но кто же его наследники?
Двенадцать дней спустя, когда герцог Фердинанд уехал в собственный замок, случились два события: одно вполне заурядное, другое необыкновенное.
Заурядное состояло в том, что эккернсфёрдский пастор подхватил воспаление легких и умер. Он был неплохой человек, но слишком уж строго придерживался своих принципов, и герцог Карл был уверен, что его преемник окажется более уступчивым.
Необычайное же событие, произошедшее в тот самый день незадолго до полудня, было сначала возвещено беспорядочными криками слуг на первом этаже. Потом по длинному коридору второго этажа промчалась горничная герцогини с воплем:
— Призрак! Призрак! Господи Иисусе, спаси!
Услышав шум из своей библиотеки, герцог Карл спустился вниз, чтобы осведомиться о его причине. И увидел против света какого-то стоящего в широко открытых дверях человека. Герцог замер на предпоследней ступеньке.
— Герцог Карл Гессен-Кассельский, если не ошибаюсь? — спросило видение.
Не только тот же силуэт, то же лицо, та же одежда, те же алмазы, но даже тот же голос. Тот же приветливый, но твердый тон. И привидение, похоже, знает его!
— Да, это я, — ответил герцог, прищурившись и спрашивая себя, появляются ли призраки средь бела дня.
Перепуганные слуги наблюдали сцену издали. Герцог преодолел последнюю ступеньку и опасливо приблизился к видению.
— Я князь Александр Полиболос. Поспешил приехать, получив ваше скорбное известие.
Появилась герцогиня, встревоженная переполохом, и тоже стала спускаться по лестнице. Но, дойдя до середины, вскрикнула. Герцог обернулся к ней и сообщил:
— Это близкий друг графа.
— Не может быть! Это выходец с того света.
— Я вовсе не выходец с того света, сударыня, — сказал Александр. — По крайней мере пока. Если я злоупотребляю вашим гостеприимством, дайте мне это понять, но, прежде чем я уйду, скажите только, где покоится граф де Сен-Жермен, чтобы я мог помолиться на его могиле.
Воцарилось молчание. Пораженная герцогиня и слуги словно оцепенели. Им легче было поверить в посещение призрака, чем в столь невероятное сходство. Но призраки не молятся на могилах усопших друзей. Да и выглядел этот человек моложе и здоровее, чем Сен-Жермен. Значит, он вполне реален.