На середине его фразы я кашлянула.
— Послушай, Марк, я знаю, ты новичок и, разумеется, не в курсе, но у тебя моя кружка, будь добр, верни ее. Спасибо.
Ну вот, я удачно погасила закипавшее во мне раздражение и умудрилась произнести свою тираду весьма вежливо, как мне казалось. Увенчав ее фальшивой (и оттого кривой) улыбкой.
Он удивился.
Не думал, что я так быстро поймаю тебя, да?
Похоже, он даже не успел отхлебнуть из кружки.
Так-то, сосунок, вот я какая быстрая. Будешь знать, как со мной связываться.
— Сегодня утром Марк готовит всем кофе.
Его невидимый приятель-интриган теперь был виден и оказался диспетчером Моной, которая невозмутимо прихлебывала кофе из своей чашки «Пи Фи»[24].
— Я как раз собирался отнести вам кофе. — Марк повернулся ко мне. — Вы любите побольше сахара, да? — Он сделал вид, будто кладет в кружку несколько ложек сахара.
Вряд ли этого сахара хватит, чтобы перебить горький вкус моего поражения.
— Спасибо, — вяло поблагодарила я. — Извини, я вовсе не думала, будто ты…
Затухнув, я задумалась, почему он смутился. Нужно ли закончить фразу? Вероятно, нет, я и так наломала дров, не стоило озвучивать скоропалительные подозрения.
— Мне надо к телефону. Я договариваюсь насчет статьи на обложку в «Харперс», — быстро произнес Марк, протянул мне невредимого Снаффлопагуса и, прежде чем убежать, поднес руку к голове, словно телефонную трубку.
Мона оценивающе уставилась на меня.
Я хотела отделаться небрежным кивком и отступить в коридор, но не успела.
— Знаешь, он к тебе неровно дышит.
Что?
Мона спокойно кивала, пока я мотала головой.
— Это правда, — припечатала она. — Я сначала подумала, что сама ему нравлюсь, но потом поняла, что он разговаривает со мной, только чтобы разузнать о тебе.
Похоже, это открытие не слишком обрадовало Мону. Как Марк мог положить глаз на меня? Мы почти не общались за три недели, что работаем вместе, не считая двух коротких разговоров, которые выявили его склонность к языку жестов. Впрочем, возможно, в этом-то и дело. Он не нашел никого получше.
— Что ты, вряд ли, — попыталась возразить я. — Возможно, ему просто интересно, как я умудрилась до сих пор не вылететь с работы.
Я засмеялась, как бы сама над собой. Мона глубоко задумалась, и это напрягало.
— Может быть. А тебе он нравится? Он симпатичный.
Да нет, никакой Марк не симпатичный. Но то, что Мона думала, будто он симпатичный, заставило меня еще сильнее желать, чтобы он перенес свою сомнительную привязанность на нее. Она была грубовата и вспыльчива, но в целом довольно мила. И она так много работала, составляя расписание для Р.Г., что вряд ли успевала заняться собой. Роман ей не повредит. Я отхлебнула кофе.
— Вкусно.
Мона спокойно смотрела на меня, подняв кустистую бровь.
— Я начала встречаться с одним человеком, поэтому нам даже не о чем спорить, — продолжала я, молясь, чтобы Бог Лжи во Благо поговорил с Богом Классных Парней и как можно скорее превратил эту скромную выдумку в чистую правду. Для этого есть веская причина.
У Моны явно полегчало на душе.
— Я постараюсь помягче сообщить об этом Марку, — пообещала она. — Я его знаю?
Знает ли она Аарона? Или какую-нибудь ценную закулисную информацию? Вряд ли, да и поздно наводить справки, если я предположительно с ним уже встречаюсь.
— Скорее всего, нет. У нас все прекрасно, но еще слишком рано, и я не хочу сглазить. Я ужасно суеверна.
По крайней мере, последнее — чистая правда. К счастью, жужжание «Блэкберри» вернуло меня к работе, и я отправилась к себе за стол, улыбнувшись на прощание Моне.
Благополучно вернув Снаффлопагуса на законное место, я просмотрела картотеку по предложению Р.Г. о рецептурных лекарствах и вытащила отрывки, которые, на мой взгляд, пригодятся команде сенатора Брэмена. Предложение хорошее, но смелое и потому вызовет ожесточенные споры при обсуждении. Брэмен даст знать всем и каждому, что к нам следует отнестись серьезно. Несмотря на его пороки, он нужен нашему законопроекту. Комитет должен в следующем месяце одобрить проект, а затем его выставят на обсуждение и голосование всего Сената.
Я старалась не мечтать о том, что случится, если законопроект примут, ведь на его пути так много препятствий, но все равно ликовала при виде открывающейся перспективы. За то недолгое время, что я провела в Вашингтоне, я поняла, как непросто изменить что-либо к лучшему. Но работа на Р.Г. также возродила мою веру в прогресс, и я хотела ее материального подтверждения, на которое могла бы указать, зная, что оно улучшило жизни людей. Я твердо верила, что план по рецептурным лекарствам поможет миллионам американцев, которые не могут позволить себе дорогое лечение.