Ответ был, разумеется, весьма убедителен, а потому немка велела Бонифасио Кабрере накормить туземца и устроить его на ночлег, чтобы у него была возможность еще подумать, куда бы мог направиться Сьенфуэгос.
Эту ночь они провели на борту; никто из них так и не смог уснуть, и даже кок, казалось, был потрясен тем, что им удалось узнать об этой зловещей «Твердой Земле», к которой они причалили. Весь «штаб» собрался в кормовой каюте вокруг большого стола, на котором капитан Соленый разложил грубо нарисованную карту — уменьшенную копию той, что до сих пор красовалась на палубе.
Возник долгий спор, в котором каждый изложил свою точку зрения, поскольку донья Мариана, командующая на корабле всем, что не касалось навигации, решила на сей раз выслушать остальных, понимая, что ее решение в конечном счете зависит от того, существует ли хоть малейшая возможность найти любимого, ради которого она пошла на такой риск.
Бонифасио Кабрера сравнил новые сведения с тем, что он раньше слышал от провидца Бонао.
— В общих чертах его слова вполне подтверждаются выводами Якаре, — решительно заявил он. — Сьенфуэгос жив, и сейчас он далеко за морем, за высокими горами, к западу от этого озера. Это подтвердит и капитан.
— Возможно, это просто совпадение.
— У нас есть вариант получше?
— Идти пешком к Большому Белому.
— По территории мотилонов? — спросил Луис де Торрес. — Мне это кажется безумием, раз мы располагаем превосходной командой, но не солдатами, привыкшими драться с дикарями.
— Капитан?
— Согласен.
— На море у нас все преимущества, — настаивал Луис. — А на суше — ни одного.
— Но Сьенфуэгос — на суше.
— Возможно, ему удалось вернуться на побережье.
— Как?
— Уж как-нибудь сообразил.
Этот ответ прозвучал несколько неожиданно, но с другой стороны, в данных обстоятельствах он был единственно верным, поскольку не вызывало сомнений, что надежда найти человека на столь огромном, непознанном и враждебном континенте весьма невелика.
Корабль представлял собой крошечный кусочек Европы у берегов неизведанной земли, и если на борту они все же чувствовали себя в безопасности, то на суше, без защиты маленьких корабельных пушек, от которых, впрочем, было больше шума, чем толку, они оказались бы всего лишь жалкой горсткой авантюристов.
На следующий день донья Мариана приняла решение, и едва Якаре, спокойно проспавший всю ночь, открыл глаза, она провела его в трюм и показала бесчисленное множество хранившихся там безделушек.
— Можешь выбрать что хочешь, если поплывешь вместе с нами на поиски Сьенфуэгоса.
Якаре скосил глаза еще больше, протянул руку и схватил цветастые бусы.
— Всё, что хочу? — недоверчиво переспросил он.
— Всё, что сможешь унести.
Для простодушного купригери это было, без сомнения, величайшее сокровище, непреодолимое искушение для человека явно честолюбивого и бесспорно храброго.
— Я плыву с вами, — ответил он.
7
Земля содрогнулась.
Она глухо рычала, как если бы и в самом деле в ее недрах Мусо и Акар вели ожесточенный бой, оглушительный рев доносился из адских глубин, сея на своем пути разрушение и гибель.
Реки вышли из берегов, вековые деревья валились, словно карточные домики, рушились дома, погребая под собой жителей, и огромные провалы, возникая на пути бегущих, поглощали их, словно пасти громадных чудовищ.
Менее чем за двадцать секунд уютный, опрятный и налаженный мир пакабуев превратился в хаос, и народ, который на протяжении двадцати лет был уверен, что находится под покровительством богов, пославшим им самое исключительное существо на планете, теперь перед лицом великого бедствия был повергнут в отчаяние и неверие.
Но почему?
Что могло так прогневать благожелательных богов, что они превратились в наводящих ужас демонов?
Какой непростительный грех совершили пакабуи, что разом утратили расположение Мусо, в жилах которого течет зеленая кровь, рождающая бесценные изумруды?
Куда девалось могущество Кимари-Аяпель?
Почему они оказались бессильны противостоять кровожадному Акару?
Очевидно, обе сестры тоже задавались этим вопросом.
Теперь они сидели на стволе поваленной пальмы, глядя на развалины своей прекрасной хижины, и в их глазах читалось страшное замешательство. До сих пор они утешали себя мыслью, что их врожденное уродство объясняется особой милостью богов — и вот теперь боги от них отвернулись.
И выразили свое отречение более чем однозначно, словно пройдясь по всей стране невидимой рукой огромного разъяренного циклопа.