Липкая жара в сочетании с непрекращающимися ливнями не освежила атмосферу, а сделала ее удушающе влажной, что не в лучшую сторону сказалось на состоянии духа, так что в кубрике впервые дело дошло до настоящей драки. Ее участники — Кошак и злобный арагонец, бывший заключенный, чуть не вспороли друг другу животы огромными ножами, от этого их спас боцман, единственный человек на борту, пользующийся беспрекословным авторитетом. Он заставил драчунов снять рубахи и стегал кнутом попеременно то одного, то другого, пока один из них не взмолился о пощаде.
Поскольку каждым ударом соперники наполнялись еще большей ненавистью и злобой, канарец стал опасаться, что они поубивают друг друга, и искренне обрадовался своевременному появлению Хуана де ла Косы, который положил конец кровавому зрелищу, хлестнув плетью по борту и пригрозив угрюмому баску.
Следующие несколько дней прошли в унылых скитаниях вдоль побережья Кубы, в безуспешных поисках каких-либо городов или мифического острова Бабека, на котором, как утверждали туземцы, взятые на борт, «столько золота, что оно валяется на берегу, словно простые камни». Так они бесцельно ползли вдоль берега, а тем временем «Пинта» под командованием Мартина Алонсо Пинсона, с наступлением сумерек скрылась на горизонте, несмотря на отчаянные сигналы, которые посылали ей с «Галантной Марии», и горевшие всю ночь огни. Все оказалось напрасно: «Пинта» так и не вернулась.
На следующее утро стало ясно, что маленькая каравелла не смогла найти дорогу назад. Ее прождали до темноты и даже отправились на ее поиски, но так и не обнаружили никаких следов каравеллы.
Адмирал, привыкший во всех неудачах винить других, на сей раз поспешил обвинить Мартина Алонсо Пинсона в дезертирстве с целью захвата сокровищ Бабека. Какое-то время он раздумывал: пуститься ли за ним в погоню, чтобы отнять золото, или же продолжать путь в земли Великого хана.
Пять дней спустя они достигли южной оконечности Кубы, откуда удалось разглядеть очертания нового берега, высокого и крутого; адмирал поспешил заверить, что уж этот-то берег точно является тем самым материком, на котором расположены Индия и Катай.
Всю ночь они быстро шли с попутным ветром, несмотря на бурное море, и на заре бросили якорь в тихой бухте, окруженной высокими горами, поросшими травой, тощими деревьями и пышными кустами. Это тихое место, впервые с тех пор, как он покинул Гомеру, показалось Сьенфуэгосу по-настоящему знакомым.
Дон Христофор Колумб объявил, что это самое красивое на свете место и, поскольку оно напоминало ему некоторые районы Иберийского полуострова, решил назвать его Эспаньолой, невзирая на то, что индейцы называли эту землю Гаити, что на их языке означало «Страна гор».
Сами же гаитяне — рослые, сильные и красивые люди — чертами лица и цветом кожи напоминали гуанчей Канарских островов, и, видимо, тоже принадлежали к семье араукан или араваков — в отличие от племен карибов или каннибалов, с которым испанцы пока, к счастью, не имели случая встретиться, несмотря на постоянно доходившие до них вести об их частых набегах с целью захвата рабов и человеческого мяса.
Гаитяне оказались столь же дружелюбны и гостеприимны, как и жители Кубы и Гуанахани. Едва завидев чужаков, они тут же вышли навстречу, спустившись к берегу из большого селения, раскинувшегося у подножия горы. Несмотря на то, что они тоже ходили голыми, их тела были раскрашены в различные цвета, словно местные жители решили устроить веселый карнавал.
Странный обычай курения табака, который так полюбился Сьенфуэгосу, Луису де Торресу тоже пришелся по вкусу. Правда, канарец, едва закурив одну из огромных сигар, полученных в подарок от вождя, убежденно заявил:
— Мне больше нравится табак с Кубы.
— Этот тоже неплох, — задумчиво протянул Луис. — Конечно, не такой ядреный, но зато аромат лучше. Думаю, проблема в том, что его слишком сильно скручивают.
— Этот какого-то зеленого оттенка.
— Просто это другой сорт.
— Нет, думаю, тут дело в обработке.
— Возможно, если эти растения привезти в Испанию, развести их там и приучить людей курить табак, можно зарабатывать хорошие деньги, — задумчиво произнес Луис де Торрес.
— Зарабатывать? — удивился пастух. — Вот уж глупость! Разве найдется такой идиот, который будет что-то покупать, лишь чтобы это сжечь?
— Я, например, — получил он искренний ответ. — Не далее как вчера я бы что угодно отдал за табак... Мне было так не по себе. Мне его не хватало!