Пока оголодавшие без женского общества испанцы добивались внимания лишь незамужних девушек, Гуакарани смотрел на это сквозь пальцы, поскольку для туземцев это было обычным делом. Однако после того, как к нему пришел один из воинов племени с жалобой, что чужак напал в зарослях на его жену и овладел ею против воли, вождь встревожился.
Он действительно был великим вождем, и это звание давало право на всеобщее уважение и особые привилегии, но при этом обязывало защищать жизнь, имущество и достоинство всех членов племени. Однако вскоре стало ясно, что пришлые не слишком настроены уважать местные обычаи.
И в особенности женщин.
Или детей.
Однажды в зарослях обнаружили труп мальчика-подростка, пролежавший там не менее трех дней. По всей видимости, его избили, изнасиловали, а потом задушили. По индейской деревне, подобно гигантской волне, разнесся негодующий вопль, и вскоре обнаженный Гуакарани с украшенной перьями головой и в сопровождении полудюжины престарелых вождей двинулся в сторону новых соседей, чтобы потребовать у них ответа.
Дон Диего де Арана, брызжа слюной от бешенства, пообещал заживо спустить шкуру с проклятого дикаря, посмевшего обвинить честных испанцев в убийстве и содомском грехе. Губернатор утверждал, что подданные их католических величеств в принципе не могут совершить столь гнусный поступок.
Оказалось весьма сложным объяснить эту точку зрения туземцу, едва понимающему десяток слов на кастильском наречии, его удалось успокоить только бесконечными подарками семье мальчика, несмотря на то, что губернатор Арана настаивал — эти подношения ни в коей мере не должны рассматриваться как компенсация, поскольку его люди не имеют к подобному преступлению никакого отношения, это лишь демонстрация добрых намерений и сочувствия печальной потере.
Испанцы распрощались с вождем, снова порекомендовав ему искать гнусного преступника в своем племени, но едва индейцы вышли за широкие ворота частокола, Диего де Арана срочно вызвал Педро Гутьереса, Бенито из Толедо, Себастьяна Сальватьерру и старого плотника по прозвищу Стружка и заперся с ними на всю ночь, чтобы расследовать неприятную и тревожную ситуацию.
Как среди участников этого совещания, так и среди остальных испанцев, шепчущихся по баракам и хижинам, мнения тут же разделились. Одни уверяли, что это всего лишь личная проблема порочных и нагих дикарей, которые вознамерились свалить эту смерть на испанцев, чтобы получить подношения, другие же допускали вероятность, что убийца находится в форте.
Самым ярым сторонником второй версии был Кошак.
— Туземцы признают содомию, — сказал он. — И не только признают, но и открыто ею занимаются. Да мы и сами видели целую дюжину туземцев, ведущих себя, как настоящие женщины, безо всякого стыда и стеснения... И если содомит может открыто сожительствовать с другими мужчинами, то зачем ему совершать подобное преступление?
— Ты судишь по личному опыту? — спросил, покривившись, арагонец, который однажды чуть не убил Кошака. — Что ты знаешь о содомитах?
— Да уж, конечно, поменьше твоего, сукин сын, — язвительно ответил тот. — Но у меня есть голова на плечах, которая служит не только для того, чтобы носить рога и шляпу. Могу поставить свое годовое жалованье, что проклятый убийца этого мальчонки всегда скрывал свои наклонности, иначе ему бы уже отрезали причиндалы и заставили сожрать. Кто готов поспорить?
Повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь гулом прибоя, потому что, хотя задиристый рулевой был типом малоприятным и грубым, все признавали его самым умным, а в этом случае он был как никогда прав.
— Допустим, все именно так, как ты говоришь, — вмешался наконец Сьенфуэгос. — И что нам теперь делать?
— Найти виновного и повесить на верхушке грот-мачты, а перед этим заставить его сожрать собственные яйца.
Все встревоженно и мрачно переглянулись, и в конце концов гранадец Варгас, который провел всю неделю в цепях и до сих пор лежал на тюфяке, не в силах пошевелиться, а потому остался единственным вне подозрений, сказал:
— Не стоит сеять семена подозрения, ни к чему хорошему это не приведет. Не забудьте, что нам предстоит провести вместе по меньшей мере год, и этот сукин сын Арана не собирается облегчать нам жизнь. Если мы не будем вести себя осторожно, то она и вовсе превратится в ад. Я-то знаю по личному опыту!