Саймон. Какая разница?
Сорель. Разница, я думаю, должна быть — для посторонних.
Саймон. Мы не виноваты — нас такими воспитали.
Сорель. Ну, если у нас хватило ума понять это, могло бы хватить ума и на то, чтобы перевоспитаться.
Саймон. Не уверен, что мне бы этого хотелось.
Сорель. А какие у нас жуткие манеры!
Саймон. Только не с теми, кто нам нравится.
Сорель. Те, кто нам нравится, смиряются, так как им нравимся мы.
Саймон. Что ты конкретно имеешь в виду под «жуткими манерами»? Недостаточную приятность в обхождении? Неумение вести светскую беседу?
Сорель. Мы даже не пытаемся заботиться о гостях, когда они приезжают.
Саймон. А с какой стати? Нет ничего хуже, чем когда о тебе заботятся.
Сорель. Это правда. Но людям нравятся незначительные знаки внимания. Мы в жизни никого не спросим, как им спалось.
Саймон. Ну, я на месте гостей счел бы это наглостью.
Сорель. Я постараюсь исправиться.
Саймон (кладет ноги на скамью). Ты завела эту песенку только потому, что у тебя временная дипломато-мания. Ничего, скоро все вернется в нормальное русло.
Сорель. В ненормальное, Саймон, в ненормальное. Мы — ненормальные. У людей глаза вылезают из орбит от изумления, когда мы изрекаем, на наш взгляд, совершенно обычные вещи. Вчера, за ланчем у Фреды, стоило мне только сказать, как было бы забавно, если бы кто-нибудь придумал средство, чтобы глаза у нас стали узкими, как у китайцев — а то мне так надоело, что глаза у нас обыкновенные — и все решили, что я абсолютно сумасшедшая!
Саймон. Нет смысла волноваться попусту, дорогая. Наверное, мы просто видим все в несколько ином свете. А если кому-то это не нравится, пусть катятся.
Из сада появляется Джудит. В руках у нее охапка цветов, на ней халат, большая садовая шляпа, садовые рукавицы с крагами и галоши.
Джудит (подходя к столику за диваном). Ты выглядишь ужасно грязным, Саймон. Чем ты занимался?
Саймон. Давно не мылся.
Джудит (ставит корзинку на стол и начинает снимать перчатки). И зря, дорогой, очень зря. Так долго носить одни и те же вещи — вредно для кожи.
Сорель. Клара сказала, что у Эми болит зуб.
Джудит. Бедняжка! У меня в аптечке было гвоздичное масло. А кто такая Эми?
Сорель. Насколько я понимаю, это наша посудомойка.
Джудит (кладет перчатки на столик и выходит на центр сцены). Подумать только! Никогда бы не сказала, что ее зовут Эми. Гораздо больше похожа на Флосси, не правда ли? Дай-ка мне сигарету.
Саймон подает ей сигарету из коробки на рояле.
Дельфинии — это такие красные щетинистые цветы, да?
Саймон (давая Джудит прикурить). Нет, душа моя, дельфьфинии — это те, которые голубые и длинные.
Джудит. Ну разумеется. Красные — это… похоже на женское имя…ах, да, астры. Я помню, что-то напыщенное. (Садится на стульчик у рояля. Саймон снимает с нее галоши и ставит их возле стульчика.) Надеюсь, Клара не забыла о Японской комнате.
Сорель. О Японской комнате!
Джудит. Ну да. Я ей велела поставить в вазу цветы и убрать из нижнего ящика шкафа спортивные штаны Саймона.
Сорель. Я ей велела то же самое.
Джудит (предчувствуя неладное). Зачем?
Сорель (легко). Я пригласила Ричарда Грэхэма на эти выходные — я думала, ты не будешь возражать.
Джудит (встает и, пересекая сцену, подходит к Сорель). Возражать? Да как ты посмела?
Сорель. Он дипломат.
Джудит (заходит за столик и начинает разбирать цветы). Еще не легче. Надо срочно послать ему телеграмму, чтобы он не приезжал.
Сорель. Поздно.
Джудит. Тогда пусть Клара скажет, что нам всем пришлось срочно уехать по неотложному делу.
Сорель. Получится страшно невежливо, и, вообще, я хочу его видеть.
Джудит. И у тебя хватает наглости заявлять мне, что ты пригласила на выходные абсолютно постороннего человека, да еще к тому же хочешь его видеть?
Сорель. Я и раньше приглашала на выходные абсолютно посторонних людей.
Джудит. Ну и что из этого, милочка? Где будет спать этот твой гость?