- Здравствуйте, Роза Львовна, говорит Кац по вашей открытке, - начал свой телефонный разговор, Моисей, - я получил открытку и решил сразу позвонить.
Голос его оказался удивительно похожим на голос сына, только акцент, а Лелик говорит чисто, как диктор.
Старалась разговаривать достойно, без волнения:
- Здравствуй, Моисей. Так как теперь выяснилось, что все эти годы ты был жив, _м_о_е_м_у_ сыну необходимо уточнить свои анкетные данные. На случай заграничной командировки.
Никакой командировки не предвиделось, особенно теперь, после истории с Фирой, но Роза Львовна продолжала:
- Раньше он писал: отец погиб на фронте, теперь же необходимо указать место жительства и работы.
- Я на пенсии, - грустно сказал Моисей.
- Тогда последнее место и должность.
- Если надо, я могу сейчас приехать, - предложил он, - адрес я знаю, выяснил в справочном...
- Поздно тебе понадобился адрес сына, - сказала Роза Львовна заранее приготовленную фразу, - приезжать незачем, у тебя своя жизнь, у нас своя. Если ты очень хочешь, можно встретиться. Завтра. Часа в четыре. В Юсуповском саду у входа.
- Хорошо. Я приду в четыре, - покорно согласился Моисей.
На двадцать минут раньше он явился, а возможно, и больше. Роза Львовна сама почему-то оказалась около сада без четверти четыре, и издали, с противоположной стороны Садовой, сразу увидела: уже стоит. C Лазарем, кроме голоса, у этого гопника ничего общего не оказалось, разве что цвет глаз, но выражение совсем другое, как у старой клячи. Какой-то маленький, худенький... Эх, Моисей, Моисей, разве так выглядел бы ты сейчас, если бы не совершил предательства к жене и сыну!
- А ты, Роза, совсем не изменилась, - сказал Моисей, когда она подошла, - все такая же, я просто поражен.
Ну что, сказать ему все, что думаешь, что он заслуживает услышать?.. Зачем?
- Пойдем, сядем, - предложила Роза Львовна, внимательно оглядев ношенные-переношенные ботинки Моисея и его куцее пальтишко без двух пуговиц, первой и четвертой, - или, может быть, ты замерз? Так я могу пригласить тебя в кафе.
Не ответив, он по грязной, раскисшей дорожке потащился к лавочке и сел, поддернув на коленях брюки, на которых кроме пузырей, ничего не было. Роза Львовна не торопясь достала из сумки газету, постелила и аккуратно села, чтобы не запачкать новое пальто.
- Ну, говори, - сказала она.
- Что я могу сказать? Когда я решил... я встретил ту женщину... ну, когда мы написали тебе то письмо... я подумал: так будет лучше, ты гордая, и тебе будет легче оплакать мертвого, чем узнать... - забормотал Моисей.
- Это меня не интересует: женщина, твоя ложь, - перебила его Роза Львовна, - сообщи последнее место работы и с какого года на пенсии. Адрес я знаю. Тоже нашла в справочном.
- На пенсии я с января 1965 года, а работал в торговой сети.
- Должность?
- Продавцом.
- Ты же имел образование?! Специальность техника!
- Ну, так получилось. Семья...
- Можно содержать семью и при этом работать честно. Да... Значит продавец... А я вот еще не на пенсии. Старший библиотекарь. А Лазарь кандидат. Скоро поедет в Москву, вызвали в Министерство.
Моисей молчал. Она ждала, что сейчас он начнет расспрашивать о сыне, но он молчал. И в это время вдруг начался дождь. Сразу стемнело, мелкие капли сыпались на скамейку.
- Пойду, - угрюмо сказал Моисей и поднялся, - поезд у меня в 16. 50, а еще купить надо, в Шапках с продуктами плохо.
И тут Роза Львовна не выдержала:
- Поезд у тебя? - закричала она, вскакивая. - А совесть у тебя есть? Как у сына дела, чего он добился в жизни - это тебя интересует?
- Интересует, - буркнул Моисей, переступая своими дырявыми ботинками в луже, - ты же сказала - кандидат. И соседей спрашивал. Квартира у вас и машина. Кандидаты. В Министерство! Библиотекари! "Имел специальность техника!" А - когда трое детей и жена больная?! Когда жрать нечего?!" Содержать семью и работать честно"! Спасибо за науку, гражданин начальник! Конечно, тогда я пришел нетрезвый, это безусловно. Но зачем он от меня, как от заразного? Он же сын... Вот... - грязными, негнущимися пальцами он шарил по карманам, полез в пальто, потом в пиджак, - вот, отдай, скажи: спасибо от родного отца! Он мне тогда дал, так это я долг возвращаю! Я брал в долг! - Он совал в руки изумленной Розе Львовне смятый рубль и какую-то мелочь.
- Да что ты... - говорила она, отступая, - зачем? У нас есть, мы ни в чем не нуждаемся...
- Есть - и на здоровье! - кричал Моисей. - Не нуждаетесь, и прекрасно! Мне вашего не надо, я пенсию имею, за работу! Всем, чем обеспечен!
Внезапно он выхватил у Розы Львовны сумочку, открыл ее, высыпал туда деньги, повернулся и чуть ли ни бегом направился к воротам. Роза Львовна, вконец растерянная, нерешительно пошла за ним. У ворот он замедлил шаг, видно, запыхался, но продолжал уходить, не оборачиваясь.
Так они и двигались к Сенной площади друг за другом. Роза Львовна в каких-нибудь десяти шагах видела впереди старческую спину, сутулые узкие плечи, обтянутые старым пальто, желтую сетку с какими-то кульками - откуда он ее вытащил? В кармане была, наверное, так.
Моисей не оглядывался.
Они миновали рыбный магазин, перешли Московский проспект, теперь Роза Львовна почти догнала его. Куда он? К метро, конечно. На вокзал лучше всего - на метро.
Вот и состоялось их последнее свидание...
- Моисей! - крикнула Роза Львовна. - Моисей, постой!
Голос ее неожиданно пресекся, густой зеленоватый туман застлал глаза, ноги ослабели...
- Что с вами, мамаша? - участливо спросил молодой голос, и Роза Львовна почувствовала, что ее крепко взяли под руку. - Вам плохо?
- Ничего... остановите его... гражданина, - еле выдохнула она, пытаясь поднять руку, - вон тот, пожилой, с сеткой...
- Нету там никого, мамаша, вам почудилось. Вы не нервничайте. Можете стоять?
- Я стою. Все уже проходит. Прошло. Спасибо.
Зеленая мгла рассеялась, и Роза Львовна увидела рядом встревоженно5е лицо в очках. Совсем мальчик, студент, наверное.
- Все прошло, вы идите, молодой человек, спасибо вам, я сама.
Она освободила руку и шагнула вперед. Моисей исчез. Народу поблизости было немного, она внимательно вгляделась - нету. У входа в метро нет, и на трамвайной остановке, и у магазина. У Розы Львовны зоркие глаза, очков не носит, не могла она ошибиться. Моисей Кац пропал, как провалился.
В последний раз Роза Львовна медленно и тщательно оглядела Сенную площадь. Что ж... Нет так нет. Сорок лет почти не было - и опять нету. Значит, так оно и правильно, что ни делается - все к лучшему. Роза Львовна крепко прижала к себе сумочку и пошла на остановку.
8
Наконец-то подошла очередь поговорить о Семеновых. А то уж так, по правде сказать, надоели все эти драмы и трагедии, пьяная Антонина с распухшим глазом и синяками по всему телу, заплаканная Роза Львовна, молчаливый и похудевший Лазарь. Да что их всех перечислять, бумаги не хватит, а мы с вами - тоже люди, у нас и дома хватает неприятностей, и на работе, а тут еще - видели? - Сел человек раз в жизни, в свободное от дел, хозяйства и телевизора время почитать книжку - и опять ужасы, разводы, слезы, треугольники какие-то... И все герои, как один, или сволочи или вовсе - аморальные уроды. Остается только окончательно решить, что это так называемое "сочинение" - просто клевета на нашу действительность. А как вы думали? Как будто нет вокруг здоровых, веселых, румяных людей, спортсменов, как будто никто не едет на БАМ и КАМАЗ, будто не ходит по нашему городу умная интеллигенция с портфелями, этюдниками и творческими замыслами... И погода - всегда плохая. И в магазинах - очереди.
Все. Передых. Расслабились.
Мы у Семеновых. Семья у них крепкая, дружная, здоровье отличное, и это не случайное везение, просто никто не пьет и не валяется по диванам с книгами, а все работают, так что болеть и ныть тут некогда. В комнате тепло и чисто, все блестит - от пола, покрытого лаком, до мебели и окон. Сын - отличник английской школы, председатель совета отряда, глава семьи Семенов - передовик производства, портрет его висит во дворе завода. Не фотокарточка какая-нибудь, а настоящий портрет, нарисованный настоящим художником. И характеры у всех спокойные и уживчивые, с соседями никогда никаких ссор. Вот, Тютины, старики уже, Марья Сидоровна, когда ее уборка, бывает и пыль в коридоре в углу оставит, и плиту плохо моет. Но разве ей когда слово сказали? Ни разу. Наоборот, всегда: Марья Сидоровна, я молочный, вам кефиру взять?