Я едва разлепил веки.
— В чем дело,— спрашиваю,— что стряслось?
— Там опять этот пан Залесский… Про каких-то жолнежев толкует,— отвечает.
Быстренько оделся, надел портупею, вышел. Гляжу, на парадном крыльце стоит перепуганный до смерти пан Залесский, на этот раз один, без Марыльки, и показывает куда-то в сторону леса. Показывает, лопочет что-то по-польски, быстро-быстро лопочет, а что,— убей, не могу понять.
— Да говори ты помедленнее, что сыпешь, как из решета? — Я, признаться сказать, даже разозлился со сна.
Пан Залесский немного успокоился.
— Пане поручнику… товарищ, там германские жолнежы… лес палят! — наконец объяснил по-человечески.
Что за чепуха, думаю, откуда здесь германские жолнежы, то есть солдаты? Может, какая-нибудь бродячая банда, думаю? Но и в это не шибко верилось. Сколько живем здесь, в Силезии, сколько раз ходили-бродили по одиночке и ночевали по одиночке, доктор со своей двустволкой куда только не забирался, и ничего, проносило. Во всяком случае, я не помню ни одного такого случая.
Не иначе, как пан что-то напутал, думаю.
Все же приказал разбудить Кравчука и Будько, а заодно и доктора и вот мы впятером, вооруженные кто автоматом, кто карабином или пистолетом, шагаем к лесу, где, и правда, горит костер. Пан Залесский остался ждать нашего возвращения на крыльце графского дворца. Вот мы миновали сарай, где стоит наш пресс. Вот приблизились к опушке леса… Что за чертовщина, и в самом деле вокруг костра сгрудилось человек семь в немецкой военной форме. Плотно прижались друг к другу и… дрыхнут без задних ног. Никакого оружия, даже пистолетов, при них не видно. Одни котелки да кружки.
Кутузов хотел дать очередь из автомата в воздух, чтобы сразу поставить на ноги этих вояк, но я остановил его:
— Побереги патроны, пригодятся…
Подойдя вплотную, я окликнул. Серо-зеленые шинели зашевелились. Люди терли глаза, вставали, переминались с ноги на ногу. На нас они глядели растерянно и испуганно.
В разговоре выяснилось, что это и точно солдаты, только не немецкие, а австрийские, и возвращаются они из плена. На них просто-напросто махнули рукой: «Идите!» — вот они и идут… Идут через Силезию, потом пойдут через Саксонию, Баварию… Доктор удивился: зачем давать такой крюк, когда проще шпарить напрямую, через Чехоеловакию. Оказалось, напрямую, через Чехословакию, они боятся, потому что в Чехословакии их могут перестрелять. Даже здесь, на бывших немецких землях, они держатся подальше от деревень.
— Ну и австрияки — бравые вояки,— съехидничал младший сержант Кутузов.
Мы позвали их в усадьбу, накормили, чем могли, и отпустили дальше. Австрийцы, все семеро, благодарили доктора, так как, по незнанию обстановки, считали, что он здесь главный. Пан Залесский не сразу понял, зачем мы это сделали. По его разумению, мы не должны бы-эли этого делать, то есть отпускать, потому что по ночам они опять станут палить лес.
— Ты, пан, за нас держись! Мы тебя от любых иностранных жолнежев защитим! — подсмеивался над ним Кутузов.
9 августа 45 г.
Наш сенокос подходит к концу. Сегодня утром Кутузов остановив меня на парадном крыльце и говорит:
— Есть идея, товарищ лейтенант!
— Ну, слушаю, выкладывай свою идею,— говорю.
— Немецкие фрау хорошо работали…
— И что же, медали им, что ли, за это на грудь повесить?
— Нет, не медали. Медали им ни к чему. Я считаю, надо устроить прощальный ужин. Спирт есть, мясом нас обеспечит доктор, что же касается готовки, то в помощь Максимову можно выделить двух-трех опытных фрау.
— Пана Залесского еще пригласить! — ввернул доктор.
— А что? Хоть он никакого касательства к сенокосу не имеет, можно и пана Залесского,— не замечая иронического тона доктора, продолжал Кутузов.— Они же соседи, пусть притираются, пусть учатся уважать друг друга.
— Они уже тыщу лет, как притираются, и все никак не могут притереться.
— А мы на что? Поможем!
— Слушай, младший сержант, да тебе не сено косить, а на конференциях заседать! — опять съязвил доктор.
А Кутузов глазом не моргнул и ухом не повел. Серьезную рожу скорчил, ага, говорит, я только, говорит, о конференциях и мечтаю. Вот ворочусь, говорит, к себе на Смоленщину, соберу баб и мужиков, которые несожженными остались, и сразу объявлю дискуссию на международную тему.
— Ну, так как же насчет ужина, товарищ лейтенант? — снова обратился ко мне.