— И вы сумели выкарабкаться? — Она затаила дыхание. — А на следующий день возвращались домой из Толедо, полный радости оттого, что узнали. И по этой же дороге ехала какая-то дурная американка. У нее на уме были только ваши оливковые рощи. Эта идиотка не понимала, что ей на роду написано избегать катастроф!
Тихое рыдание будто разрядило атмосферу. Реми моментально оказался рядом. Она почувствовала, как стальные руки нежно обхватили се.
Ничего не говоря, он укачивал ее, взад-вперед. Так бы делал и ее муж, если бы был рядом… В следующую секунду будто шлюзы открылись. Она рыдала, прижимаясь к его широкой груди, цепляясь за него, не замечая бегущего времени.
У Джиллиан было столько причин для слез! Она не замечала, когда кончалась одна беда, уступая место другой. А теперь добавилась еще боль Реми. Он шептал ей в ухо ласковые испанские слова, она их не понимала, но ей становилось легче. В какой-то момент она прилегла на кровать и вытянулась в полный рост. Слезы бежали все медленнее. Она почувствовала, как он присел рядом, и кровать под его тяжестью прогнулась. Реми поднял руку и смахнул пальцами слезы с ее щек.
— Лежите спокойно. — Голос тихий и ласковый. — Сейчас я поменяю повязку.
Все повторялось. Она будто опять лежала на земле у обочины дороги. А он опустился на колени и уговаривал ее спокойно ждать, когда придет помощь. Он очень аккуратно снял с лица промокшую полоску и отбросил в сторону. Она смотрела в темные озера глаз, в которых светилась забота. И еще что-то. Но она не могла понять, что…
— Я ничего не вижу правым глазом. Повязка еще закрывает его?
— Сейчас проверю, — будто из глубины донесся его голос. Реми нагнул голову и поцеловал ее в оба глаза, словно благословил. Этот жест успокоил ее: значит, ничего больше сделать нельзя.
— Простите, что я свалилась вам на голову, — дрожащим голосом проговорила она. Их дыхание смешалось.
— Я рад, что вы здесь.
— Спасибо, Реми. — Глаза ее опять наполнились влагой.
— Если вы снова начнете плакать, новая полоска, которую я пытаюсь наклеить, тоже промокнет, — ласково, чуть поддразнивая, проворчал он.
— Я буду хорошо себя вести. — Она закусила губу.
Реми марлевой салфеткой вытер ей глаза и старательно наклеил защитную полоску на правый глаз.
— Как вы себя чувствуете?
— Отличная работа, доктор.
Уголки чувственного рта поползли вверх.
— У вас какое-то магическое прикосновение. Держу пари, ваши оливковые деревья любят вас.
К ее огорчению, выражение его лица стало печальным.
— Я сказала лишнее?
— Нет, — пробормотал он. — Вы только напомнили мне слова отца, которые он говорил, когда я был мальчиком.
— Что же он говорил? — Она хотела знать о нем все.
— Деревья живые, Ремиджио. Будь с ними ласков.
— Я верю.
Будто электрический заряд пробежал между ними. Он мгновенно вскочил с кровати. Меньше всего ей хотелось, чтобы он ушел.
Реми посмотрел на часы, потом на нее:
— Сейчас у меня встреча с Диего. Ее никак нельзя отложить. Оставайтесь на ночь, Джиллиан. Завтра мы поговорим. У меня появилась идея, которая может подойти компании «Европа Ультимейт Турз» и в то же время решить мои проблемы.
Радость бурлила в ней. Еще одна ночь с ним, на этот раз под его крышей…
— Тогда мне лучше позвонить в отель «Прадо» и отказаться от забронированного номера.
Ее капитуляция вроде бы порадовала его.
— Телефон на тумбочке возле кровати. Увижу вас утром. Buenas noches.
Когда Реми ушел, она позвонила в «Прадо», а потом на мобильник брату. Он ответил после второго гудка.
— Привет, Дэвид, это я.
— Как раз вовремя. Я только что звонил в твой отель. Там сказали, что ты еще не приехала. Что случилось?
— Меня пригласили в Солеадо Гойо. Сеньор Гойо предоставил мне спальню хозяина.
Наступило долгое молчание.
— Джилли… Любимая… Ты знаешь, что делаешь? — спокойно спросил брат. — Он женат?
— Не думаю.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь?
— Не знаю.
— Мне это не нравится.
Она состроила гримасу.
— Сначала ты говоришь, что мне надо снова начать жить. А теперь считаешь, что я веду развратную жизнь. Брат, дорогой, невозможно идти сразу двумя путями.
— Послушай, Джилли…
— Дэвид, успокойся. Я в бывшей спальне его родителей. А он даже не спит в главном доме.