В последующие два дня я по-прежнему посещал лекции сеньора Виво, а как-то вечером заглянул к нему домой, где в дверях меня встретил необычайно привлекательный молодой человек, представившийся Хуанито. Этот господин находился в обществе молодой дамы по имени Розалита, в которой я узнал обитательницу своей «гостиницы» и с которой он явно развлекался незадолго до моего прихода. Молодой человек не пожелал ответить на вопросы о своем соседе по квартире, но был достаточно любезен, чтобы показать мне дом и предложить чашечку кофе, которую я с благодарностью принял. Сеньор Виво пребывал у себя в комнате с двумя устрашающими компаньонами семейства кошачьих, и, войдя туда, я понял, что живет он в совершеннейшем беспорядке. На стене висели карандашный набросок египетской богини Изиды и множество фотографий молодой мулатки, явно очень высокой, чуть ли не нордической наружности, с диковинным вкусом в одежде. По всей комнате лежали музыкальные инструменты и книги. Сеньор Виво не обратил на меня внимания, и я перешел в соседнюю комнату, уставленную коробками – вероятно, с подарками, ибо они были заполнены свертками в зеленой и сиреневой бумаге. В одной коробке обнаружилось множество камней, снабженных ярлычками и тоже обернутых в зеленую бумагу, из чего я заключил, что сеньор Виво интересуется геологическими породами.
Сеньор Хуанито предложил мне остаться на ночлег, и я, пускай лишившись ужина, ухватился за возможность больше узнать о сеньоре Виво. Однако ничего не вышло; только я улегся в постель, отвратительные чудовища опять вспрыгнули ко мне и крепко уснули, намертво придавив меня к кровати. Я также не мог покинуть постель для отправления естественных надобностей и большую часть ночи провел без сна под аккомпанемент адской силы мурлыканья, от которого все вокруг опасно сотрясалось.
Поутру я обнаружил, что освобожден от кошачьего бремени, и торопливо оделся. Потом тихонько приоткрыл дверь в комнату сеньора Виво и увидел, что его уже нет. Но с улицы доносились голоса, и я быстро спустился в сад.
Там сеньор Виво беседовал с невысоким пожилым индейцем аймара в национальной одежде и с косичкой; его сопровождали две кошки, по окрасу и размерам сходные с воспитанниками хозяина дома; последние находились здесь же и затеяли возню с гостями. Собеседники не обратили внимания на мое присутствие и говорили загадками, при этом разыгрывая пантомиму, рассчитанную, как показалось, на меня.
Сеньор Виво, глядя на совершенно пустое место, сказал: «Так вот она какая, красавица, о которой я столько слышал». Индеец ответил: «Парланчина, моя дочка», – а затем обратился к пустоте: «Гвубба, познакомься с Дионисио».
Сеньор Виво пожал несуществующей даме руку и как бы чмокнул туда, где находилась бы щечка, будь там женщина. Затем нагнулся, погладил что-то невидимое и воскликнул: «Какой симпатичный оцелот! Привет, киса, как дела?»
Индеец спросил: «Вся дрянь сгорела?» – на что сеньор Виво ответил: «Да». Тогда индеец сказал: «Ты придешь в Кочадебахо де лос Гатос. Ты нам понадобишься».
Сеньор Виво вошел в дом и спустя несколько минут вернулся с конвертом, который передал мне, даже не удостоив взглядом. На конверте значилось: «Последнее письмо о кокаине», и я сунул его в карман, собираясь прочесть позже.
Затем пара в несообразной компании кошек и серого жеребца проследовала в лагерь женщин, где сеньор Виво коротко переговорил с ними, сказав, что через месяц будет готов препроводить тех, кто пожелает, в город Кочадебахо де лос Гатос.
После этого сеньор Виво с индейцем отправились на прогулку по каким-то жутким, изобилующим обрывами местам, то и дело обращаясь к даме-невидимке и ее воображаемому оцелоту, а я был оскорблен тем, что стал жертвой столь серьезно разыгрываемой комедии. Километра через три невыносимой прогулки я понял, что безнадежно отстал, хотя, казалось, сеньор Виво и индеец шли весьма неспешным шагом. Когда они ушли далеко вперед, я неохотно признал, что иного выбора не остается: я вынужден прервать погоню и вернуться в Ипасуэно.
Я остался в городе еще на неделю, дабы поразмышлять над счастливой и неблагоприятной стороной этих событий, и к концу этого срока столкнулся на улице с юношей, который посещал занятия сеньора Виво. «Вас не было на уроках целую неделю, – сказал он. – Вы пропустили все лекции о Спинозе. Вам бы понравилось».
Весьма удивившись, поскольку считал, что все это время сеньор Виво находится в Кочадебахо де лос Гатос, я направился в лагерь, где сеньора Астиз заявила, что видится с сеньором Виво ежедневно, а я, видимо, по-прежнему напрашиваюсь на прогулку в ущелье. Больше того, мне встретились приезжие из Кочадебахо де лос Гатос, и один из них – белый человек, обладатель выпирающего живота, рыжей бороды и совершенно возмутительных и вульгарных манер, – сообщил, что действительно видел серого жеребца, ужасных кошек и сеньора Виво в, как он выразился, «их великолепном подводном городе неослабного блуда».
Из всего этого явствует, что сеньор Виво каким-то образом мастерски меня разыграл. Тем не менее рекомендую нашим читателям серьезно изучить его последнее письмо о кокаине, где, как мне кажется, суммируются взгляды этого загадочного и непостижимого человека, чуть ли не в одиночку настроившего образованную часть общества против вредоносных торговцев кокой и тем самым вновь доказавшего справедливость знаменитого высказывания доктора Фабио Лосано Симонелли, что «журналистика в немалой степени ответственна за формирование нашего общественного бытия». Следует осознать: это последние слова человека, который единолично уничтожил наркоторговлю в регионе, позволив нам горячо надеяться, что отныне наши граждане смогут жить спокойно.
Уважаемые господа,
Вне зависимости от идеологии и социального устройства общества, в котором живет человек, остается фактом всеобщего опыта, что единственная сила, способная объединить людей и придать жизни цель и смысл, – заложенная в нас природой любовь; она делает нас поистине людьми и в горниле нежнейшего пламени создает основу для взаимного доверия.
Из чего следует безусловная необходимость уничтожения подельников покойного Пабло Экобандодо, которые, сами не способные на любовь, глумятся над ней, где и в каком виде она бы ни встретилась.
Эпилог
Фернандо, которого все почему-то звали Навозником, надул щеки и обмахнул физиономию сомбреро. Мало того, что в конторе стояла духота, а неспешный вентилятор прямо на него гнал вонючий воздух; внутри к тому же росли злость и раздражение. Фернандо пришел в местное отделение Департамента реформирования и развития сельского хозяйства.
– Послушайте, – говорил Фернандо, – цены на кофе упали на тридцать процентов, и я даже не прошу у вас дотации. Мне нужна ссуда на время, пока цены опять не поднимутся. Сейчас нет смысла продолжать дело.
Чиновник вздохнул и ответил:
– Я уже сказал вам: мы этим не занимаемся, на это у нас денег нет. Мне очень жаль, но помочь ничем не могу. Будь у вас кока, вы могли бы получить дотацию, чтобы уничтожить ее посевы и вместо них посадить кофе. Но у вас же коки нет?
Фернандо Навозник помотал головой и полюбопытствовал:
– А большая дотация?
Чиновник порылся на столе и протянул ему бумагу. Фернандо внимательно читал, морща лоб всякий раз, когда попадалось длинное слово. Потом присвистнул:
– Тут денег больше, чем я зарабатываю на кофе за год!
– Благодарите правительство и, конечно, американцев, – сухо ответил чиновник.
– Ни фига себе! Значит, я могу уничтожить кофе, засеять все кокой, выгодно ее продать, а потом обратиться за жирной дотацией, чтобы вырвать коку и опять, когда цены поднимутся, посадить кофе, так, что ли?
Чиновник пожал плечами:
– Получается, так.
Фернандо задумался, подсчитывая, насколько бы разбогател. Но потом вспомнил, как давно нянчится с посадками кофе. Он вдруг жутко разозлился, лицо совсем побагровело. Шагнул к двери, но резко обернулся, помахал бумагой и покрутил пальцем у виска:
– Все вы тут чокнутые!