Девушка откинула с лица густую рыжую прядь, закрывшую ей глаза, посмотрела на спасенного летчика, улыбнулась и сказала уже спокойным тоном:
— Ну, теперь точно не найдут.
— Уверена? — скептически поджал губы пилот.
— Процентов на восемьдесят. До поместья тут пять километров. Ну, придут проверять, даже обыск могут сделать. Но мы тебя так упрячем, что ни одна собака не найдет.
— Мы?
— Мой отец и я. Тебя как зовут-то, сбитый?
Он хотел обидеться на «сбитого», но потом подумал, что она права, его действительно сбили, и просто представился боевым псевдонимом:
— Мануэль.
— Да иди ты! — удивилась девушка. У нее даже руки дрогнули, и машина слегка вильнула. — Ты что, испанец? А почему по-русски так здорово чешешь?
Ну что ей было ответить? Что в целях конспирации всем советским добровольцам присваивались испанские имена? Хотя все и так знали, что это — военные из Советского Союза.
И он просто промолчал.
В голосе Олги звучало разочарование:
— А я-то думала, соотечественника спасаю.
— И какая разница? — поинтересовался Мануэль-Денис.
— В сущности, почти никакой. Но спасти советского было бы гораздо романтичнее. И папеньке бы очередной раз фитиля вставила.
— Это каким же образом?
— Не любит он все советское. Ненависти нет, но относится очень скептически.
— И с какой же радости? — заинтересовался советский пилот. Очень ему такое «папенькино» отношение не понравилось.
— Да имение наше все вспоминает под Рязанью. Насколько я помню — богатое было имение. Я маленькая еще была, когда бежать пришлось. И Россию ему жалко.
— Так он, выходит, из «белых»? — с неприязнью спросил Денис.
— Не-ет, папенька не воевал! — рассмеялась Олга. — Просто почувствовал, куда все катится, махнул рукой, перевел капиталы за границу, собрал семью, пожитки и уехал. Как раз перед началом войны.
— Гражданской?
— Почему? Мировой. Сначала во Францию, а потом сюда перебрался. Но, видишь, теперь и тут покоя нет. Честно говоря, фалангисты не очень достают. Правда, иногда наезжают, какие-то предложения делают.
— Соглашается?
— Ни в какую! Заявил, что он к политике никакого отношения иметь не хочет. Есть виноградники, есть оливы — ему этого хватит. Пока удавалось отбиваться…
Все равно Денису активно не нравился Олгин папенька. Ишь, барин! Хорошо устроился… Вокруг война, мировая революция на носу, а он сидит в своем поместье и в ус не дует. Где-то Денис слышал фразу: «Если ты не интересуешься политикой, то она вскоре заинтересуется тобой». Ее и выдал девушке.
Та беспечно рассмеялась.
— Полная ерунда! Мы живем, никого не трогая, и нас никто не тронет! Кому нужен престарелый граф и его баламутистая дочь?
— Так ты, выходит, графиня? — подивился Денис.
— Выходит, так, — легко согласилась она. — Что из этого? — И неожиданно спросила: — Так как тебя в действительности зовут, Мануэль? Нос у тебя не очень на испанский похож.
— Нос, как нос, — пробурчал пилот. — Ну, Денисом кличут. — И ехидно добавил: — И что из этого?
— Ничего. Красивое имя, благородное. Так героя Отечественной войны звали. Денис Давыдов. Слышал о таком?
— Читал, — буркнул разоблаченный Мануэль. — Он еще партизаном был.
— Так вот папенька его дальний потомок. Ему понравится, что я русского Дениса спасла.
— Очень мне нужно твоему папеньке нравиться, — ядовитым тоном сказал Денис.
— Зря ты так, — вздохнула Олга. — Познакомишься — увидишь, что он милейший человек.
— Ладно, познакомимся, — согласился пилот. — Все равно пока деваться некуда. Но долго я у вас не задержусь! Мне к своим надо…
— Это уж как получится, — не стала спорить девушка. — Но мы что-нибудь придумаем, как тебя переправить. Что у тебя с испанским?
— Плоховато, — сознался Денис. — Я совсем недавно прибыл. И бой этот у меня был только пятым.
— Сбил кого-нибудь?
— Один «юнкерс».
— А твой самолет как назывался?
— «И-16», «ишачок». По-вашему — «моска».
— Значит, или «буррито», или «муха», — перевела она.
— Нет, «ишачком» только мы называли. Ваши — «моска». А «И-15» — «чато», «курносый».
— И кто тебя подбил?
Денис задумался. Все произошло слишком быстро. Потерял своего ведущего, второго ведомого, лопух, немного растерялся, а потом… Мелькнула тень, самолет затрясло от попаданий, а дальше — прыжок, удар и земля.
— По-моему, «Хейнкель», но я не успел рассмотреть.
— Значит, немец, — авторитетно заявила Олга.