Несколько секунд Денис сидел, словно оглоушенный чем-то тяжелым. В голове стоял бессмысленный шум. До сознания никак не могло дойти то, что он только что прочел.
Потом поднял взгляд на Ольгу.
— Что это значит? Откуда эта брехня?
Та сокрушенно пожала плечами.
— Единственный, кто кроме меня и папеньки знал о тебе — Юрий Владимирович.
— Какой еще Юрий Владимирович?! — взревел Денис.
— Я же говорила — тот доктор, что тебя осматривал.
— И где эта сука сейчас?
Пилот достал пистолет и лихорадочно проверял его. Выщелкнул обойму, осмотрел патроны.
— Машина у тебя на ходу?
— На ходу. Что ты собираешься делать?
Денис злобно усмехнулся.
— Поеду к этому доктору и пристрелю как собаку!
— Но может, это не он написал?
Денис оскалился.
— Ты сама только что сказала, что кроме вас троих обо мне никто не знал. Ни ты, ни твой отец такой пасквиль написать не могли! Ведь верно?
Девушка, глядя на него испуганными глазами, кивнула.
— Тогда остается только этот костоправ!
Ольга задумалась.
— Ты представляешь, какой переполох поднимется? Известный доктор, уважаемый человек убит у себя дома! Тут все власти, что называется, на уши встанут…
— Уважаемый? — Денис снова оскалился. — Будет ему уважение! Принеси какую-нибудь одежду. Не в халате же мне ехать!
Ольга молча скрылась за зеркалом. Вернулась она скоро. И не одна. Вместе с ней пришел сам граф. Раньше он никогда не появлялся в этом тайном закутке.
Александр Петрович был не на шутку взволнован.
— Молодой человек! Я понимаю, что вы до глубины души возмущены этой заметкой! Но кто же знал, что Юрий Владимирович окажется столь непорядочным человеком?
— Непорядочным? Да он просто скотина! — Денис кипел от бешенства. — Меня, комсомольца, красного летчика — так оклеветать!
— Ну, предположим, доля правды в этой заметке есть.
Он двумя пальцами отвел в сторону ствол ТТ и только тут Денис понял, что пистолет направлен графу прямо в живот.
— Какая, к черту, доля правды? Вы что, с ума сошли?
— Прежде всего успокойтесь, — сказал Рязанцев мягко. — И давайте подумаем вместе.
— О чем тут думать? — опять едва не взорвался Денис. — Какая правда? Вы что, верите этой писанине?
Он потряс газеткой перед носом графа, но тот даже не отодвинулся.
— Вот послушайте, — мягким тоном начал он. — Да, вы разбились именно на восточном побережье страны. Это раз. Да, мы дали вам приют и прятали от фалангистов. Это два. По всей видимости, вы действительно являетесь сыном царского полковника и только благодаря неизвестным нам добрым людям в этом, как его, сиротском приюте…
— У нас это называют детским домом, — хмуро поправил Денис.
— Неважно, — отмахнулся граф. — Благодаря им, ваша тайна была сохранена, и вы продолжили нормальную жизнь. А представьте, что бы случилось, узнай власти о вашем происхождении?
— У нас сын за отца не ответчик… — буркнул Денис.
— Еще как ответчик! — возразил Александр Петрович. — Вы думаете, что если мы живем вдали от родной земли, то совсем уже не представляем, что там происходит? Ошибаетесь! Ни в какое летное училище вы бы точно не попали. И уж тем более, никто бы и не подумал послать вас в Испанию! Максимум, на что вы могли бы рассчитывать — это должность дворника или лесоруба в тайге.
— У нас любая работа почетна! — вновь буркнул Денис.
— Но неба в таком случае вы не видели бы как собственных ушей!
Похоже было, что граф начинает горячиться.
— Итак, это — тоже частица правды, — загнул Рязанцев третий палец.
— А все остальное? Вся эта брехня насчет моего дезертирства? — не сдавался Денис.
— Ну, — развел руками хозяин финки, — это уже действительно на совести нашего доктора. Привиделось старику что-то, выдал желаемое за действительное…
— И что мне теперь делать? — взвыл Денис.
— Вы будете удивлены, но ничего, — улыбнулся граф.
— Как это — ничего? — поразился пилот. — Да у нас за такое морду бьют! А в военное время вообще расстреливают!
— Что вы, батенька! Окститесь! Вы, молодой, уже практически здоровый — будете бить по лицу старика? Или, не дай бог, даже застрелите его? Нет, не спорю, наказать его как-то нужно. Подумаем, что-нибудь изобретем. Понимаете, — перешел он уже на совсем доверительный тон, — здесь, в провинции, несмотря на войну, все равно нравы мирные, спокойные. Никто ни в кого не стреляет.
— А фашисты?
— Разве это люди? — пренебрежительно отмахнулся Рязанцев. — Так, быдло, дорвавшееся до власти… Я понимаю, в России нравы несколько другие, тем более после мировой и Гражданской войн. Но ведь тоже все сейчас успокоилось. Ну, почти успокоилось.
Денису отчего-то вспомнились рассказы полушепотом о том, что вот, ночью приехали, кого-то забрали, и больше о них никто не слышал. И не единственный такой случай. Но ведь брали-то врагов! Вредителей! Шпионов! Не так уж все и спокойно сейчас в Советском Союзе…
Он уже почти пришел в себя. Пальцы, до этого судорожно сжимавшие рукоятку пистолета, расслабились.
— Так что продолжайте лечиться и ни о чем плохом не думайте, — увещевал граф. — А с доктором мы сами разберемся.
Ольга на протяжении этого разговора молчала. Ну, понятно, авторитет папеньки непререкаем. Как он сказал, так и будет…
Они ушли, пожелав ему спокойной ночи. И газетенку эту паскудную с собой унесли. Чтобы его не раздражала, наверное.
Что интересно, ни один из фалангистов за это время в залу не заглянул, хотя разговаривали они довольно громко.
Заснуть этой ночью Денис так и не смог. Ну, что он сын какого-то там полковника (царского!) — наплевать и забыть! Все это еще бабушка надвое сказала. Мало ли бывает совпадений! Вершининых не то чтобы половина Советского Союза, как, к примеру, Ивановых или Смирновых, но хватает с избытком. Тут граф с докторишкой этим явно лопухнулись.
Но ведь газетка эта, паскудный листок, обязательно попадет в руки кому надо! И вот это уже погано. Там могут напридумывать чего угодно. Тем более что он с вылета действительно не вернулся и знать о себе не дает.
А как тут подашь? Письмо написать: дескать, жив, здоров, только сбили немножко, но как только вернется, готов будет продолжать борьбу за дело Ленина-Сталина и сбивать фашистских гадов с удвоенными силами?
Написать-то можно. Но вот как переслать? Надо завтра Ольгу озаботить этим. Не может быть, чтобы не было у нее связей каких-нибудь, оказии.
Вот еще Ольга со своим папенькой… Получается, что, пряча здесь его, Дениса, они сами очень сильно подставляются? А если фалангисты устроят действительно серьезный обыск дома? Со всем тщанием? Обязательно ведь найдут прячущегося русского пилота! И тогда не только ему не повезет, но и хозяевам финки не поздоровится! Могут и расстрелять. Сейчас, во время войны это запросто делается. Выведут, поставят к стенке и — огонь! А хозяйство к государству отойдет в возмещение морального ущерба.
Надо об этом тоже с Ольгой и Александром Петровичем серьезно поговорить.
Вывод один — как можно быстрее отсюда бежать и пробираться к своим. Ничего, разберутся, какой он там полковничий сын…
Главное, за всю его не такую уж длинную жизнь ни разу никто не упоминал о его родителях! Тогда в детском доме много таких было, что не знали ни отца, ни мать. Дети — и все! Хотя… один воспитатель, математик, злобный и оттого сухой, как палка (у него и прозвище было — Сучок), в очередной раз разозлившись на какую-то шкоду Дениса, обозвал его «графенышем», за что и получил короткий и резкий тычок в бок от преподавателя физкультуры Сан Саныча. Этого дети любили и даже обидной клички не дали. Сучок заткнулся и больше обидного слова не повторял, хотя, кажется, Дениса невзлюбил еще больше.