Я пожелал Большому Джо и главе приюта здоровья. Им и их потомкам вплоть до пятого колена. Включительно.
Моя голова уже лежала на плахе, оставалось только опустить топор.
— Ми, что мы будем делать? — пораженчески спросил я.
— А ты терпелив, гоблин. В прошлом году я никуда так и не попала.
— Почему?
Скорбная Ми пожала плечами.
— Жизнь несправедлива к сиротам, — многозначительно ответила она. — Мне столько всего хотелось бы увидеть, но на самое интересное у нас ведь не останется времени?
— Что. Мы. Будем. Делать.
— Какой ты зануда, гоблин. Ты, конечно, не маг?
— Я журналист.
— Понятно, значит, наше путешествие займет в два раза больше времени, чем ушло бы с телепортацией. Что ж, пойдем к башне дирижаблей.
Я с тоской проводил взглядом эльфийек, которые, заливаясь смехом, забежали обратно в приют.
— Ты, кстати, тоже не очень-то интересуешься окружающими, — сказал я по дороге к мастеру полетов.
Ми не стала спорить.
— Нет, но я хотя бы не делаю вид, что мне действительно интересно, как тебя зовут, гоблин. Согласно последним исследованиям гномских ученых, имена тех, с кем видишься в первый и последний раз, даже не фиксируются в твоей памяти. В то, что мы станем друзьями, ты будешь навещать меня или посылать подарки на праздники, я не верю. Так стоит ли пытаться?
Я всегда знал, что гномским ученым заняться нечем, но чтобы настолько? Я покорно плелся следом за тауренкой. Когда мы поднялись на башню, я задал Скорбной Ми страшащий меня самого вопрос:
— Итак, каким было твое желание?
— В прошлом году я назвала его, но мой временный опекун отвел меня обратно в интернат.
— Почему?
— Тебе действительно интересно или ты интересуешься из вежливости?
— Говори немедленно! — рявкнул я.
— Подгород, — пискнула тауренка.
— Что?
— Я всегда хотела попасть в Подгород.
Неужели я даже не мог надеяться на Луносвет? Шоколадным тортом я уж точно не отделаюсь.
— Значит, из всех прекрасных мест Азерота ты выбрала Подгород?
— Сейчас ты отведешь меня обратно в интернат, да? — протянула она. — Ну, пошли, я не буду долго на тебя обижаться. Всего несколько лет. Еще я не могу обещать, что не включу твое имя в свой особый список, который ежедневно повторяю перед сном.
Мастер полетов, вслушавшись в речи моей сиротки, с сочувствием покачал головой, мельком глянув в мою сторону.
— Ты, конечно, ждешь, что сейчас я спрошу, о каком списке идет речь?
— В моем списке двадцать четыре имени тех, кто год за годом приходил к нам в приют и уходил после пяти минут разговора со мной.
— Да тебе годов меньше, чем имен в твоем списке.
— Глава приюта очень упорная женщина, а сиротская неделя, как тебе известно, не один день длится.
Надо признать, что эта упорная женщина добилась-таки своего.
— Подожди, сиротка, — просиял я. — Моего имени-то ты так и не узнала!
— Его назвала воспитательница, когда пришла за мной. Оно у тебя такое короткое. Не то, что мое. Легко запоминается.
Проклятая женщина, сдала меня с потрохами!
Я еще раз оглядел свою подопечную. Конечно, я никогда не слышал о тауренах чернокнижниках, но, если судить по наличию списков и мрачному виду, то кто, как не она, легко станет первым мастером проклятий среди мулгорских лугов? Вот ведь влип.
— Мое полное имя — Ларизарбервельт, — непонятно зачем соврал я, да еще и скороговоркой. — Гоблинские имена ничем не хуже тауренских. И уж точно не короче.
— Очень зря, Ларизарбервельт, — покачала головой Ми. — У меня отличная память на имена, как ты мог догадаться из-за истории со списком. И на полные, и на сокращенные.
— Знаешь, что? — вздохнул я устало. — Мое имя Лари, у меня плохая память на имена, но я отвезу тебя в Подгород. Пошли, как раз наш дирижабль.
Когда мы купили билеты, заняли свои места, Скорбная Ми некоторое время молчала. Когда дирижабль поднялся в воздух и все без исключения (даже рыцарь смерти!), прильнули к окнам, чтобы полюбоваться закатом и видами, моя спутница спросила меня с тоской в голосе:
— Я тебе не нравлюсь, да, Лари? Ты бы предпочел милую эльфийку-сиротку, правда? Эльфиек всегда забирают первыми. У них такие цветные платьишки и они почему-то всегда смеются.
— Действительно, из-за чего бы им смеяться, — пробормотал я.
— Вот и я не понимаю.
— Ми, ты никогда не искала своих возможных родственников?
— Ты спрашиваешь только из сострадания к бедной сиротке или тебе действительно интересна моя судьба?
До Подгорода лететь было еще часа два. Я вытянулся в кресле и решил отплатить Скорбной Ми ее же монетой.
— Как меня может интересовать твоя судьба, если я даже твоего полного имени не упомню? Просто лететь нам долго, а так хотя бы не в тишине. А то еще усну ненароком, а ты воспримешь это за личное оскорбление. И придумаешь для меня какой-нибудь особый список.
— Ладно, — обдумала мои слова сиротка. — Ты прав.
Я устроился еще удобней, вытащил из специального ящичка подушку, но тут Ми начала свой рассказ. С подробностями. И мельчайшими деталями. Демонстрируя свою феноменальную память на имена и географические названия. Рассказ занял ровно два с половиной часа, как и весь полет.
В общих чертах, родители Ми погибли от рук племени Дыбогривов, когда Ми только исполнилось пять лет три месяца и двадцать два дня. Возраст родителей на тот момент тоже был проговорен с точности до минуты. В Мулгоре у Ми ни кого не осталось, а поскольку нашли их орки, то ее и переправили в оргриммарский приют. Родственников Ми искали, нашли упоминание какого-то то ли двоюродного дяди, то ли троюродной тети, но в этот момент грянул Катаклизм, который стер с лица земли здание архива учета и записи ордынского населения. Кое-какие сведения обещали восстановить, но прошло уже столько-то месяцев, дней и часов, а так ничего и не произошло. Я понял одно — у Скорбной Ми имелись все причины, чтобы не любить этот мир.
Дирижабль дернулся, и объявили прибытие. Первыми повскакали те, кто сидели за нами и перед нашими сидениями, и я понял, что поспать не удалось не только мне. Ее завораживающе скорбный голос держал в напряжении мужскую половину дирижабля и почти довел до слезливой истерики женскую. Все причиненные Катаклизмом беды не могли сравниться с мировой скорбью в голосе обездоленной сиротки.
Когда мы сошли на башне Подгорода, орк рыцарь смерти склонился и пожал мне руку, пожелав мужества.
Скорбная Ми огляделась.
— Как же здесь… уныло. И одиноко.
Я уж было решил, что она откажется от визита в столицу Отрекшихся, и чуть не бросился за билетами в солнечный Луносвет, например. Но зря радовался.
— Теперь я понимаю, почему Отрекшиеся такие хмурые, — только и сказала она. — Пойдем в город, пока он не обвалился. Посмотри, какая ненадежная постройка.
— Это трон короля Теренаса, бывшего правителя Лордаерона, — отработал я «обязательную» программу, указывая на каменное кресло.
На Ми Тронный зал впечатления не произвел.
— Это знаменитые лифты Подгорода, — не терял я надежды. — И сейчас мы спустимся вниз… И окажемся в Подгороде, по праву названным самым большим склепом после Стратхольма.
Ми покачала головой, я решил, что с укором.
— Согласен, неудачный каламбур.
— Какой же ты журналист, Лари? На втором месте среди склепов находится Наксрамас, на третьем Акерус. А Стратхольм даже в тройку лидеров не вошел. Кроме вашей газеты, я еще «Вести Подгорода» выписываю.
Не самая веселая газета.
— Что ты хочешь посмотреть в Подгороде, Ми? А то так и застрянем у банка. Тронный зал? Пыточную? Алхимические лаборатории? Кладбище? Или может, все-таки, шоколадного торта?
— Я всегда хотела попасть в Подгород, чтобы… Нет, ты будешь смеяться, не скажу.