— Я всегда говорила, что в этих смешных машинках можно делать то, чего нельзя в настоящих, — заметила Джулия.
От Гайд-парка до Пиккадилли автомобильный поток стоял обреченно и недвижимо, как на фотографическом снимке, и единственными живыми островками в этом стылом море были огороженные заборами пятачки, на которых землекопы с пролетарской лихостью долбили землю отбойными молотками, как будто аванпост трудящихся всех стран рвался к проводам и трубам, управляющим жизнью города.
— Я хочу уехать из Лондона, — сказал Джон.
— Даже так? И все из-за этой американки?
— В основном да.
— Я вас предупреждала в самом начале. Она чудовище?
— Честь не позволяет мне ответить на этот вопрос, но чем дальше я отсюда уеду, тем меньше у меня шансов сойти с ума.
— Мне доподлинно известно, что до такого состояния она довела трех мужчин. Куда вы собираетесь ехать?
— Об этом я и хотел с вами поговорить.
Лавина машин конвульсивно дернулась и почти сразу же остановилась На улицах начали продавать первый выпуск вечерних газет, и ветер трепал страницы, на которых было крупно напечатано:
КРИЗИС В ЭСМАИЛИИ! ЗАЯВЛЕНИЕ ЛИГИ НАЦИЙ!
— Эсмаилия — это заманчиво. Как вы думаете, Алджи не мог бы послать меня туда шпионом?
— Исключено.
— Вы уверены?
— Не сомневаюсь. Алджи увольняет шпионов пачками. Их страшный переизбыток. Почему бы вам не отправиться туда военным корреспондентом?
— А вы это можете устроить?
— Наверное, могу. К тому же вы были в Патагонии. Вас оторвут с руками и ногами. Но вы в самом деле хотите уехать?
— Да.
— Тогда не будем откладывать дела в долгий ящик. Я сегодня приглашена на ленч к Марго. Коппер там тоже будет, и я переговорю с ним.
2
Когда леди Метроленд говорила «полвторого», это означало «без десяти два», и именно в это время в ее доме на Керзон-стрит появилась миссис Ститч, которую транспортная пробка вынудила оставить машину в гараже на полпути в Бетнел-Грин и ехать к леди Метроленд на метро. В отличие от нее лорд Коппер, обыкновенно евший в час, ждал хозяйку дома с некоторым недоумением. В комнату, где он сидел, время от времени входили хорошо знакомые между собой и неизвестные ему мужчины и женщины, которые не обращали на него никакого внимания. Служащие газетной корпорации «Мегалополитан» вряд ли узнали бы своего повелителя в растерянном человеке, встававшем каждый раз, когда отворялась дверь, в напрасной надежде, что его заметят. Он был чужим здесь и такому страшному испытанию подвергся вследствие собственной недальновидной щедрости на одном из благотворительных базаров леди Метроленд. Теперь, в разгар делового дня, он готов был заплатить вдвое, чтобы вернуть себе былую свободу. И когда миссис Ститч — вошедшая одновременно с хозяйкой — обратила слепящий свет своего обаяния на него, он обомлел и в считанные секунды перешел от оцепенения к неистовому восторгу.
Действительность немедленно преобразилась, поскольку лорд Коппер стал воспринимать ее с точки зрения того, как она соотносится с миссис Ститч. Он был наслышан о миссис Ститч, порой видел ее издали и вот теперь, впервые в жизни, качался в гипнотических волнах ее внимания. Для сидящих за столом картина была привычной, и они, почти не понижая голосов, ибо лорд Коппер находился в состоянии эйфорического транса, принялись строить догадки, что Джулии от него нужно. «Чек для „Образцового бедлама“», — говорили одни. «Хочет, чтобы карикатуристы отстали от Алджи», — считали другие. «Сейчас попросит денег», — подумал официант (всегда становившийся к ленчу циником, так как по настоянию леди Метроленд худел). «Кому-то протежирует», — решил самый догадливый, но никто не подумал о Джоне Кортни Таппоке до тех пор, пока миссис Ститч не упомянула его имя. И тут уж все дружно включились в интригу.
— Вы совершенно правы, — сказала она, играючи получив от лорда Коппера заявление, что премьер-министр не является образцом добродетели ни на своем посту, ни в личной жизни, — и все же он, как ни странно, обладает тонким вкусом. На столике у его кровати, например, всегда лежит Таппок.
— Таппок? — преданно, но с некоторой тревогой переспросил лорд Коппер.
— Книга Джона Таппока.
Сидящие за столом поняли намек.
— Ах этот Джон Таппок, — вздохнула леди Метроленд, — какой ум, какое обаяние! Жаль, что он редко ко мне заглядывает.
— Божественный стилист! — вставила леди Кокперс.
Обедающие принялись на все лады расхваливать Джона Таппока, и лорд Коппер, слышавший это имя впервые, подумал, что надо бы справиться о нем у литературного секретаря.