Один раз внешним поводом для грубой выходки баронета, носившей совсем ребяческий характер, послужило следующее. Разговор коснулся охоты, то есть одной из самых волнующих тем для молодых шотландских помещиков, и Тиррел упомянул своего любимого сеттера, собаку редкой красоты, которую он не взял с собой, но которую ему должны были привезти на следующей неделе.
- Сеттер! - насмешливо заметил сэр Бинго. - Вы, наверно, хотели сказать пойнтер.
- Нет, сэр, - возразил Тиррел. - Мне отлично известна разница между сеттером и пойнтером, и я знаю, что старомодный сеттер нынче не в чести у охотников. Но я люблю свою собаку как друга и ценю ее охотничьи качества. Сеттер к тому же понятливей, привязчивей, и с ним лучше коротать вечера у камина, чем с пойнтером. Этому причиной, - добавил он, - вовсе не недостаток у него сообразительности. Но грубые псари и конюхи обыкновенно так плохо обращаются с пойнтерами, пока те находятся в их ведении, что псы теряют все, кроме своих охотничьих навыков, и пойнтер в конце концов только и умеет, что находить дичь и делать стойку.
- А кому нужно, чтобы он годился на что-нибудь еще? - спросил сэр Бинго.
- Многие, сэр Бинго, придерживаются того мнения, - ответил Тиррел, - что и собаки и люди, которые хороши на охоте, могут подчас пригодиться и для дружеского общения.
- То есть для того, чтобы вылизывать тарелки и скрести кастрюли, вероятно, - пробормотал сэр Бинго sotto voce <Тихим голосом, в сторону (итал.).> и прибавил несколько громче и членораздельнее:
- Никогда не слыхивал, чтобы с сеттером охотился кто-нибудь, кроме браконьеров.
- Теперь это вам известно, сэр Бинго, - ответил Тиррел, - и, надеюсь, вы не впадете снова в такую грубую ошибку.
Тут блюститель мира и порядка счел свое вмешательство необходимым и, преодолев привычную молчаливость, произнес следующую содержательную речь:
- Шорт побери! А по-моему, коли вы хотите знать мое мнение, здесь и спорить не о чем. Потому что - шорт побери! - мне кажется, знаете ли, вы оба правы, шорт побери! Хорошо моему другу, увашаемому сэру Бинго, имея конюшни для лошадей и конуры для псов и все такое, держать полдюжины грязных псов, что визшат и воют весь день и всю ночь у меня под окном, шорт побери! Они там визшат и воют, а я - шорт побери! - предпочел бы, чтобы они визшали и выли где-нибудь в другом месте. На свете немало людей, по сути дела настоящих джентльменов, которые ничуть не хуже моего увашаемого друга сэра Бинго, только они, может быть, бедны. А если человек беден - будь это я, например, или этот достойный джентльмен мистер Тиррел, ведь нет такого правила или закона, чтобы ему не держать пса для охоты или своего удовольствия? И если нет у него конюшни или конуры, чтобы дершать там свою животину, так разве он не мошет дершать ее у себя в спальне или на подстилке у камина, поскольку матушка Додз к себе на кухню их ни за что не пустит? Так что, если мистер Тиррел считает, что ему для этого сеттер подходит больше пойнтера, то, шорт побери, по-моему против этого нет закона, умереть мне на этом месте!
Если читателю эта речь покажется слишком пространной для такого случая, пусть он припомнит, что капитану Мак-Терку приходилось, вероятно, переводить ее с перифрастического языка Оссиана, на каковом она первоначально возникла в его мозгу.
Мужу мира и порядка ответствовал муж закона:
- Ну, на этот раз вы ошиблись, капитан! Против сеттеров есть закон. Я берусь доказать, что они-то и есть те "брехливые собаки", о которых говорится в одном старинном шотландском статуте и которых запрещается укрывать у себя под страхом...
Тут капитан принял важный вид и прервал его весьма строго:
- Шорт побери, мистер Миклем, я хотел бы знать, что вы имеете в виду, заявляя мне, будто я ошибаюсь, сэр, и упоминая о "брехливых собаках"? Вам следует понять, и запомнить, и твердо усвоить, что я ни разу в жизни не ошибался, разве что принимая вас за джентльмена, сэр.
- Не имел намерения оскорбить вас, капитан! Да и ваше дело блюсти порядок, а не заводить ссоры, - сказал муж закона и тихонько зашептал на ухо своему патрону:
- Он сварлив, словно старый шотландский террьер, что кидается на всякого, кто ни подойди. Но вот что я скажу вам, Сент-Ронан: честное слово, по-моему это тот самый мальчишка Тирл, против которого еще во времена вашего отца я поднимал дело за то, что они - с ним был еще один висельник - охотились на Спрингвелхедской пустоши.
- Верно, верно, Мик, - так же шепотом ответил ему лэрд. - Теперь благодаря вам мне становится понятно, почему он все время так не нравился мне. Я чувствовал, что это какой-то проходимец. Ну, я выведу его на чистую воду, попомните мое слово!
- Тише, тише, погодите, Сент-Ронан! Помалкивайте пока. Ведь я возбудил процесс по желанию вашего батюшки перед сессией суда, но только старый помощник шерифа оказался на стороне этого мальчишки, и некоторые судьи посчитали, что парни нечаянно забрели на пустошь. Поэтому добиться решения в нашу пользу не удалось. У вашего отца тогда разыгралась подагра, а мне не хотелось тревожить его. Я боялся, как бы их не оправдали вчистую, и предпочел отложить разбор дела. Так что, Сент-Ронан, тут вам лучше действовать осторожно - в суд-то их вызывали, да ведь не осудили же.
- А нельзя ли снова поднять дело? - спросил мистер Моубрей.
- Фью! Нет, теперь пиши пропало; уж лет шесть-семь, как оно прекращено за давностью. Да, Сент-Ронан, это просто позор, что применение законов об охоте, которые остаются последней защитой помещиков от посягательств низшей братии, ограничено такими короткими сроками. Браконьер может себе скакать взад-вперед, словно блоха под одеялом, - прошу прощения, сэр, - да носиться сорокой из одного графства в другое, как ему заблагорассудится, и если вы не поспеете придавить его в тот же миг, так кушайте на здоровье одни отмены и давности.
- В самом деле, позор, - громко сказал Моубрей, отворачиваясь от своего агента и наперсника и обращаясь ко всему обществу, но при этом в упор глядя на Тиррела.
- Позор, сэр? - переспросил Тиррел, почувствовав, что замечание относится именно к нему.
- Позор, что на наших угодьях развелось столько браконьеров и бродяг, сэр, - ответил сент-ронанский лэрд. - Я даже сожалею, что разрешил строить поселок у источника, как только вспомню, сколько из-за этого бродяг с ружьем за плечами является в мои владения.
- Да что вы, Сент-Ронан! - вскричал муж закона. - Не разрешить строить поселок у источника! Да на что была бы тогда похожа вся здешняя округа, хотел бы я знать? Таких перемен, такого процветания не видали здесь с сорок пятого года! Нет, нет, из-за браконьерства и воровства дичи Сент-Ронанские воды бранить нечего. Всем этим сбродом мы обязаны Старому городку. У нас на водах против беззаконной охоты имеются определенные и строгие правила.
- Понять не могу, - сказал сквайр, - почему мой отец решил продать старый постоялый двор той ведьме, что держит его из пустого упрямства и пригревает у себя всяких браконьеров и бродяг. И зачем ему понадобилось учинить такую глупость?
- Вероятно, вашему отцу понадобились деньги, сэр, - сухо сказал Тиррел. А у моей почтенной хозяйки миссис Додз они нашлись. Вам, наверно, известно, что я остановился там?
- О сэр, - с презрительной учтивостью отвечал Моубрей, - как вы сами понимаете, я не говорю о присутствующих. Я только хотел отметить то обстоятельство, что нам досаждают разные посторонние люди, которые охотятся на наших угодьях, не имея на то ни права, ни разрешения. Я просто прикрою за это ее гостиницу, вот и все. Ведь мы страдали от этой напасти еще во времена моего отца, не так ли, Ми к?
Но мистер Миклем, в ком выражение лица Тиррела не вызывало никакой охоты подтверждать этот факт, только буркнул что-то в сторону гостей, а шепотом особо предостерег своего патрона, что не стоит дразнить гусей.
- Он меня раздражает, хоть я и сам не пойму, откуда берется моя неприязнь, - сказал Сент-Ронан. - Однако ссориться с ним безо всякого повода было бы все-таки глупо, и поэтому, дружище Мик, я постараюсь потерпеть и держаться тихо.