- А чтобы это удалось, - добавил Миклем, - вам, я думаю, лучше не пить больше вина.
- Пожалуй, - согласился сквайр. - У меня от каждой рюмки, выпитой в его обществе, делается изжога. И хотя он ничем не отличается от остальных моих собутыльников, но в нем есть что-то невыносимое для меня.
С этими словами он отодвинул стул и - regis ad exemplar <По примеру государя (лат.).> - вслед за лэрдом поднялись и все остальные.
Сэр Бинго встал из-за стола с великой неохотой, которую и выразил злобным ворчанием, переходя за остальными в соседнее помещение, служившее прихожей и отделявшее столовую от чайной комнаты, как она называлась. Намереваясь присоединиться к дамам, гости стали здесь разбирать свои шляпы (хотя в старину джентльмены брались за шляпы лишь при выходе из дому).
Тиррел обратился к разряженному лакею, который стоял тут же, и попросил передать свою шляпу, лежавшую на столе позади слуги.
- Кликните своего собственного слугу, сэр, - заявил ленивый парень с подлинно лакейской наглостью.
- Вашему хозяину, - сказал ему Тиррел, - следовало бы поучить вас приличному обхождению, мой друг, прежде чем приводить сюда.
- Мой хозяин - сэр Бинго Бинкс, - по-прежнему нахально ответил избалованный лакей.
- Ну-ка, Бинги, вперед! - шепнул Моубрей, который знал, что после вина храбрость баронета достигнет уровня, нужного для драки.
- Да, этот парень - мой слуга, - сказал сэр Бинго громче и членораздельной обычного. - Кому-то это не по нраву?
- Тогда я умолкаю, - с полнейшим хладнокровием ответил Тиррел. - Я бы удивился, окажись слуга сэра Бинго воспитанней хозяина.
- Что вы этим хотите сказать, сэр? - сказал сэр Бинго, выступая вперед с весьма грозным видом, ибо он недаром отличался на Файвз-Корте. - Что вы этим хотите сказать, черт вас побери, сэр! Вы и глазом не моргнете, как получите у меня!
- А вы и охнуть не успеете, как я вздую вас, сэр Бинго, если вы сейчас же не оставите этот тон!
И гость взмахнул дубовой тростью, которую держал в руке. Как ни малоприметен был взмах, но он доказывал некоторое знакомство с благородным искусством фехтования. Узрев сие, сэр Бинго счел благоразумным несколько попятиться, хотя его и подталкивали вперед иные из его друзей, которые в своем рвении о его чести предпочитали увидеть, как ему переломают ребра в доблестном поединке, чем быть свидетелями того, как его достоинство будет замарано позорным отступлением. Тиррел, видимо, собирался доставить им это удовольствие. Однако в тот самый миг, когда его рука уже поднималась, выражая достаточно определенное намерение, кто-то прошептал у самого его уха следующие многозначительные слова:
- Достойно ли мужчины это?
Даже волнующий голос нашей неподражаемой миссис Сиддонс, когда она, бывало, потрясала театр шепотом, произнося эти шекспировские слова, не оказывал на слушателей такого могущественного действия, какое произвел этот неожиданный вопрос на того, к кому он был сейчас обращен. Тиррел забыл все ссору, обстоятельства, в которых находился, всех окружающих. Толпа словно вдруг растаяла, и в мире, казалось, не осталось другой цели, как только следовать за тем, кто только что обратился к нему.
Но как ни быстро он обернулся, исчезновение его тапного увещевателя совершилось еще стремительней, ибо среди пошлых лиц, окружавших его, он не увидел ни одного, к кому мог бы отнести звуки, возымевшие такую власть над ним.
- Посторонитесь! - сказал он толпившимся вокруг, и в голосе его прозвучала готовность, если понадобится, силой проложить себе дорогу.
Мистер Моубрей Сент-Ронан выступил вперед.
- Постойте-ка, сэр, - сказал он, - такие годится. Вы явились сюда, где вас никто не знает, и напускаете на себя такую важность, словно, черт вас побери, вы принц или герцог. Нам надо знать, кто вы и что вы, а не то мы не дадим вам разговаривать дальше таким надменным тоном.
От этих слов гнев Тиррела сразу как будто стих, а нетерпеливое желание покинуть отель еще усилилось. Он повернулся к Моубрею, подумал мгновение, словно собираясь с мыслями, и ответил так:
- Мистер Моубрей, ни с кем здесь я не ищу ссоры, а менее всего хотел бы повздорить с вами. Я явился сюда по приглашению и, хотя не ждал от этого визита особого удовольствия, все же не думал наткнуться на неучтивость. Мое предположение оказалось ошибочным, и поэтому я пожелаю всем собравшимся покойной ночи. Мне надо еще проститься с дамами.
Промолвив это, он, как бы в нерешимости, сделал несколько шагов к двери в комнату, где играли в карты. Но вдруг, ко всеобщему изумлению, остановился, пробормотал, что "теперь не время", круто повернулся и, высокомерно кивнув расступившимся перед ним джентльменам, скорым шагом направился в противоположном направлении, в сторону холла.
- Черт возьми, неужели вы позволите ему уйти, сэр Бинго? - воскликнул Моубрей, которому, видно, хотелось втравить своего друга в новую ссору. Держите-ка его - видите, он струсил!
Подбодренный такими словами, сэр Бинго с вызывающим видом стал на пути Тиррела, загораживая ему выход. Тогда гость, выразительно обозвав баронета дураком, схватил его за шиворот и с силой отшвырнул в сторону.
- Всякий, кому я понадоблюсь, может найти меня в Старом городке, - объявил он. И, не дожидаясь последствий своего резкого поступка, тотчас покинул гостиницу.
Однако во дворе он остановился, словно раздумывая, куда идти, и как бы собираясь задать кому-нибудь вопрос, вертевшийся у него на языке. Наконец на глаза ему попался конюх, стоявший неподалеку от входа с прекрасным пони на поводу под дамским седлом.
- Чей это... - начал Тиррел и запнулся, не будучи в состоянии договорить.
Но парень ответил так, будто выслушал вопрос до конца.
- Владелица этого пони - мисс Моубрей из Сент-Ронана, сэр. Она сейчас уезжает, и мне ведено поводить его. Не всякая леди до этого додумается, сэр.
- Она возвращается к себе в Шоуз по дороге мимо Оленьего камня?
- Наверно, сэр, - ответил конюх. - Этот путь короче, а мисс Клара не боится плохих дорог. Она проскачет по любой!
Тиррел отвернулся от конюха и поспешно пошел прочь. Однако он направился к Старому городку не обычным путем, а углубился в молодой лесок по тропинке, которая следовала течению ручья и пересекала верховую дорогу, ведущую к поместью мистера Моубрея у романтического поворота, носившего название Оленьего камня.
Здесь, на небольшом полуостровке, образованном излучиной ручья, стоял на зеленом склоне грубо вытесанный каменный столб. По преданию, он отмечал место гибели оленя редкой силы, величины и прыти. Долгий летний день бежал он, преследуемый охотниками, и здесь его настигла смерть, к великой чести и вящей славе одного из старинных сент-ронанских баронов и своры его верных гончих. При вырубках леса, происходивших ввиду постоянной нужды в деньгах у сент-ронанских владельцев гораздо чаще, чем советует Понти, деревья по соседству с этим массивным обелиском получили пощаду. Старые дубы, может быть, еще внимали кликам охотников, приветствовавших конец оленя, и были свидетелями того, как воздвигался простой памятник, увековечивший великое событие. Под широко раскинутыми ветвями здесь даже в полдень царили сумерки; теперь же, когда солнце клонилось к закату, в тени дубов уже стояла ночная тьма. Особенно темно было в одном месте, на расстоянии пистолетного выстрела от Оленьего камня, где несколько таких дубов простирали свои могучие ветви над глубокой лощиной, по которой вилась верховая дорожка в Шоуз-касл. Так как в поместье Моубрея чаще ездили по проезжей дороге, которая шла стороной, эта тропа оставалась почти в первобытном виде, всюду на ней лежали большие камни, и местами ее пересекали овраги. Она пленяла глаз любителя живописных пейзажей своей прихотливостью, но была трудна, а для всадника, чей конь шел не твердой поступью, даже опасна.
Пешеходная тропинка к Оленьему камню, выходившая здесь к верховой дороге, была проложена на общественный счет по указанию мистера Уинтерблоссома, у которого хватило вкуса, чтобы оценить красоту этого уединенного уголка, где в былые времена с удобством устроился бы в засаде какой-нибудь грабитель со своей шайкой. Об этом невольно подумал Тиррел, проходя знакомым путем и торопясь к месту, подходящему для осуществления его цели. Он сел у одного из старых, развесистых деревьев, где, скрытый громадными ветвями, мог на большом расстоянии наблюдать дорогу от отеля, будучи сам невидим для всякого, кто двигался бы по ней.