В очередной раз мы причалили напротив часовни, расположенной на значительном удалении от ближайшей станицы, прямо на лугу. Казачий есаул, играя темляком и демонстрируя дамам безупречные белые зубы, взялся просветить нас о причине столь странного ея расположения.
- Тут, дамы и господа, на другом берегу татары стояли. Крепко в землю вцепились, не выковырять (две петербурженки, сморщили носики при столь грубом определении).
А там, где часовня, да за ней ещё версты одна-две, станица стояла. Пойдут станишники рыбу бредешком потаскать, а назад их то с пулей, то со стрелой несут.
Дошло до того, что бабы бельё полоскать только с оружными казаками ходили. Пока те перестреливаются с татарами, бабы бельё полощут. Татары в баб не стреляли, они поганым для другого нужны были... И вот собрал атаман круг, и порешили казаки ту занозу вынуть. Позвали побратимов да односумов с иных станиц, да и вдарили по татарской крепостце. Одного не знали: мурза их хитёр был, да про планы те и прознал. Большую часть своих из крепости вывел и в камыше спрятал. А баб своих и скот далеко в степь отогнал.
Побили казаки тех татар, что в крепости остались, пожгли там всё, да домой пошли.
Да как же без того, чтобы победу отпраздновать, казакам было домой-то возвращаться!
Вот стали в версте от станицы лагерем. Прикатили бочки с вином, быка зажарили, пили, пели да воспоминаниям с односумами предавались.
А потом уснули. И даже посты не выставили: чего их ставить, коли родную станицу видать да баб, что развесёлых муженьков поминают недобро, слыхать. А под утро татары то войско и вырезали. Вот в память о тех убиенных и поставили часовенку.
Есаул крякнул, отвернулся и махнул у лица рукой. Все молчали.
А потом чей-то оробевший голос спросил о судьбе татар. Есаул неохотно сообщил, что ушли они со всем скарбом и семьями. А куда ушли - Бог ведает. Их особо и не искали. Война. Да-с, война...
Я смотрела на обильно политые кровью берега Дона и думала с благодарностью о том, что ведь только волей и непреклонностью нашего Государя ушли в прошлое войны между подданными Империи, и не льют ныне они своей и чужой крови ради призрачных идеалов, а стоят вместе честно и грозно на защите Империи и её Государя...
Глава 5
Ветер заметно посвежел. Слушатели стали расходиться по каютам, а я некоторое время глядела вслед есаулу, неожиданно поражённая следующей мыслью.
Вот нет больше у казаков злого и хитрого противника. Но ведь дух казачий воспитывался веками в противостоянии, вечном риске и неустроенности быта.
Ушли противники, и через пару поколений казаки превратятся из лихих рубак в сытых обывателей, коим луга их, виноградники да тучный скот будут милее битв и побед.
Подобно немецким бауэрам будут восседать они с люльками на берегу закатного Дона, и лишь неспешно будут они обмениваться нехитрыми дневными впечатлениями да слухами из дальних земель. Чинные розовые отмытые и отчищенные от цыпок казачата, вместо того, чтобы скакать на лозине или тузить друг друга, валяясь в пыли, со скрипочками да мольбертами побредут в вечерние школы живописи и музыки, а набольшим авторитетом для них станут Борух Израилевич да Моисей Менделевич, в давней жизни своей смешивавшие краски Репину и Айвазовскому.
Рассмеявшись этой неожиданной, но яркой картине, я поплотнее завернулась в шаль, ища глазами огни Ростова.
***
Огни Ростова. Вечер захватил нас в пути. Попутный ветер нагонял высокую волну, ускоряя и без того спешный ход брига. Вместо обещанной недели добрались мы до его благословенной набережной всего за один день, что указывало на чудесную власть капитана над пространством и временем.
Оттого мы, пассажиры и пассажирки, встретили небрежный прощальный его кивок бурными овациями.
Доктор мой, по италийскому обычаю, засвистел в четыре пальца, что пиратами (а они, при всей своей внешней цивилизованности, ими и оставались) было встречено благосклонно, то есть ответным свистом, немилосердной божбой и швырянием в доктора банановой кожуры.
Доктор на это сентиментально прослезился и шёпотом сообщил мне тайну, которая была мне известна давным-давно: именно на этом бриге и с этой командой совершил он немало морских и океанских походов, храбрых набегов и последующих подуваниваний награбленного.
А вот вторая тайна, им сообщённая, была для меня в новинку и потому повергла меня в размышления.
Оказывается, спутник мой тайком переговорил с командой, узнав, что рейс этот для брига в качестве круизера последний.
Поставив корабль в сухой док, капитан намеревался удалить с брига судовую машину, восстановить такелаж и, после короткого отдыха в ростовских кабаках и тавернах, выйти в море-океан для реализации полученной от Его Императорского Величества лицензии на каперство.