Теперь Грайс прибыл на Волиен и требует, чтобы его выслушали «на самом высоком уровне». Представители этого «самого высокого уровня», признав, что на самом деле, вероятно, было бы полезно встретиться с Грайсом, занялись проверкой его лояльности: не перешел ли он снова на сторону противника, знают они этих агентов. Кроме того, им было известно, что Грайса видели переодетым на митингах Колдера и его сторонников.
Он посылает одно сообщение за другим, он постоянно околачивается возле Главного Управления. «Это срочно! Вы должны меня выслушать немедленно! Ситуация просто критическая!»
Одним словом, Кролгул все это узнал и теперь размышлял, как бы воспользоваться ситуацией в свою пользу.
Да, ваши сведения подтвердились. Волиен может ждать вторжения со стороны Сирианской империи раньше, чем предполагалось, но какая именно планета нападет?
Я следую за Грайсом, как раньше шел по следу Инсента на Волиенадне: поведение губернатора так же непредсказуемо. Но о Грайсе рассказывают совсем другое. Пытаясь разгадать его намерения, опрашивая разных людей, я пришел к выводу, что у этого человека расстройство психики, о чем, кстати, уже все догадались.
Поэтому понятно, почему его прежние коллеги, назначившие Грайса губернатором, положение которых теперь так же щекотливо, как и его собственное положение, из-за их связи с Сириусом в прошлом, стараются отделаться от него извинениями. Да, да, соглашаются они, планы Грайса насчет благополучия Волиенадны грандиозны; но почему бы ему пока не съездить в приятный отпуск подальше от провинциальной скуки своей планеты?
Не сумев уговорить выслушать себя никого из сверстников, Грайс теперь обращается к революционным группам следующего поколения, к одной за другой.
Наконец я все-таки догнал его в небольшом городке на севере Волиена. Грайс разослал письма в Партию Благородных, в Партию Истинной Морали, в Партию Сторонников Сирианской Морали, в Партию Противников Сирианской Морали, Друзьям Олпута (спутник Сириуса СП 93), Врагам Олпута, Друзьям Мотца (спутник Сириуса СП 104). Каждая из этих групп от всей души озабочена повышением благосостояния Волиена и установлением там справедливого демократического правительства, однако все их время уходит на злобные междоусобицы.
Когда я пришел в гостиницу к Грайсу, он решил, что я — последний из этой длинной вереницы молодых революционеров, и продолжал вещать, не прерывая потока речи, начатой несколько часов назад.
Грайс расхаживал взад и вперед по своему номеру; его лицо в обрамлении растрепанных прядей белесых волос было возбуждено; обычно тусклые глаза сияли, он отчаянно жестикулировал; он рисовал (точную) картину страданий волиенаднанцев и описывал (неточно) успехи «специалистов по колониальным революциям, которые прибыли с Сириуса». Подразумевая Инсента.
— Грайс, — время от времени напоминал я ему о своем существовании, — Грайс, спуститесь на землю. Я Клорати. Мы с вами уже встречались, не помните меня?
Он и помнил, и не помнил. Губернатор подошел ко мне, наклонился, мигая, присмотрелся. Он буквально вибрировал всем телом от того, что его словесный поток был прерван на полуслове. Потом расслабленно рухнул на стул.
Я начал молоть всякую чушь, пока не восстановилась его способность слушать, и тогда я сказал ему следующее:
— Мы, Канопус, могли бы обеспечить подвоз на Волиенадну всего, что необходимо для организации новой системы сельского хозяйства. За очень короткое время эта бедная планета окажется в состоянии обеспечивать себя всем необходимым и даже экспортировать продукты. Это повлечет за собой самые разные, но очень важные последствия. Вы, губернатор Грайс, могли бы заставить власти Волиена содействовать прогрессу, для чего должны поскорее добиться согласия своего начальства.
Он чуть-чуть оживился.
— Их согласия? Шутите! — И снова с наслаждением впал в свою привычную угрюмость. — Эти безнадежно прогнившие, разлагающиеся…
Какое-то время я позволил ему молоть языком, потом сказал:
— Все это хорошо, но хотите ли вы, чтобы эти успехи — которые будут своего рода революцией — приписывались влиянию Сириуса?
При этих словах Грайс оцепенел, трясясь от страха; потом осторожно поднял голову и бросил на меня быстрый взгляд, после чего снова впал в оцепенение.
Он ничего не говорил. Он подыскивал подходящую фразу.
Я надеялся, что от страха Грайс может проговориться, и я узнаю более или менее точно, до какой степени он связан с Сириусом, но губернатор не проговорился.
Наконец он сказал:
— Да, многие бы обрадовались, если бы это получилось… — И звонко рассмеялся, потом из глаз его брызнули слезы. Видимо, конфликт в его душе из-за прежних контактов с Сириусом был даже глубже, чем я предполагал. — Вы представить себе не можете, сколько человек… Я их встречаю каждый день с утра до ночи, с тех пор как приехал сюда. Странно, правда? Мы теперь точно знаем, на что способен Сириус, но все равно — создается такое впечатление, будто люди и знать не хотят. — И снова приступ смеха вместе со слезами. — Ох, знаю я, что вы думаете, я слишком долго обманывался, но я хотя бы…
Я хотел узнать конкретную причину, почему Сириус смог его завербовать. Шантаж? Это вряд ли. Мне кажется, что правящие круги Волиена, когда выяснился масштаб сотрудничества их людей с Сириусом, а также скольким из них угрожают шантажом, просто нейтрализовали эту угрозу, заявив своим: «Ничего, пусть даже все всплыло, но мы вас поддержим, — и этим их одурачим так, как они себе и представить не могли!» Потому что они-то своих людей в подобной ситуации не стали бы поддерживать, ни за что; у них, скорее, любой незадачливый наемник получит нож в спину в темную ночь или дозу яда. А потом будут говорить: «Несчастный случай»… Нет-нет, я прекрасно понимаю, что если Сириус, так долго и умело вовлекавший сотни людей с ключевых постов в свои заговоры, вдруг обнаружит, как ловко Волиен расстроил его планы, он неизбежно растеряется, пусть на время. Даже будет восхищаться такой ловкостью. Да, вполне могу себе представить, как Сириус восхищается дерзостью своих оппонентов в этой игре. Воображаю, какие трюки и ловушки, какие сети и западни Сириуса могли тогда раскрыться! А сколько таких ловушек осталось нераскрытыми! Неизбежно кто-то из агентов признался Волиену во всем, кто-то — частично, а кто-то притворился. Вероятно, какие-то высокопоставленные лица даже были искренне убеждены, что раз они признались в своем юношеском безрассудстве — «Прошу простить, я и сам не понимал, что делаю» — и получили прощение, то всем страхам конец, а позже оказывается, что это был вовсе не конец! Сириус мог сказать: «Да, но вы же не признались им в том, верно? И что они о вас подумают теперь, если вы станете объяснять, что мол просто забыли? Вы хотите сказать, что ничего об этом не знали? До чего вы наивны! Вернее, до чего преступно легкомысленны!» Сириус мог и так сказать: «Да, но теперь, когда мы готовимся к вторжению, теперь, когда мы вас окружили со всех сторон, вспомните, что вы же предали нас, а ведь именно вы — наши истинные верноподданные, однако предали нас. И в чьи руки? В руки тех, кому вы обязаны только формальной лояльностью? Проявили близорукость, вы говорите? Нет-нет, нас интересует долгая перспектива, в масштабах истории. Мы дадим вам еще один шанс, если вы согласитесь…». Сириус может сказать: «Вы думали, мы про вас забыли? Но Сириус никогда ничего не забывает! Хорошо, но вы знаете, какое полагается наказание по нашим правилам, верно? И вы почувствуете всю тяжесть этих наказаний, если вы не…»
И каково же место Грайса в этом клубке преданности или предательства, смотря как на это взглянуть?
— Грайс, — сказал я, — если я вам скажу, что Сириус очень скоро завоюет Волиен, что вы станете делать?