— Нет, нет, — кричит Грайс, — это не так! На Волиене в настоящий исторический момент достигнут режим сравнительной демократии, там разрешены любые точки зрения, что, конечно, объясняется исключительно противоречиями и отклонениями истории, а также ее скачкообразным развитием… — (Спешу уведомить вас, что это всего лишь цитата.) — Короче говоря, Волиен сам по себе приятнейшее место, какое только можно себе представить для проживания большинства своих граждан. — Такую смелость позволил себе Грайс, видя, что Воплощения все больше волнуются и испытывают неловкость по мере того, как их умственные процессы заклинивает под напором его речей.
Но все это бесполезно. Потому что на Мотце, как на остальных окружающих планетах, царит военная лихорадка. Конечно, эта военная лихорадка отождествляется с Моралью, и было бы слишком требовать от этих бедных фанатиков, чтобы они вторглись в «приятнейшее место, какое можно себе только представить», с целью навязать там Сирианскую Мораль, даже по требованию «неопровержимого исторического долга» (эту фразу тут часто повторяют в «настоящий исторический момент»).
Нет, этого всего слишком много для несчастных Воплощений; и они просто отложили в долгий ящик проблему Грайса. Они поместили его под замок в социологическом крыле своей главной библиотеки; там, к счастью, оказался всего один вход, так что нет проблемы с охраной. И там Грайса оставили в одиночестве, и ему остается только сидеть и читать.
Это я описал вам их душевное состояние.
Теперь опишу душевное состояние Грайса. Его с детства обучили тому, что зрелую личность характеризуют непредубежденность, способность воспринимать несколько точек зрения одновременно и умение совмещать «противоречия». Эта позиция ему ничего не стоила, только доставила неудобства, потому что до сих пор Грайс не знал, что он животное, недавно (с точки зрения исторического развития) эволюционировавшее из существования в большом или малом стаде, имеющем свои законы, а именно: в стаде обязательно следует выполнять все, что ведет к выживанию твоего стада, а отдельные особи могут рассчитывать на получение всего, что им требуется; за пределами же стада — враги, они плохие, их надо по возможности игнорировать, им надо угрожать, а если они вторглись, то при необходимости уничтожать. Умам волиенцев, в настоящий недолгий период, когда их высшим устремлением является спокойное и бесстрастное изучение возможностей, вдруг потребовалось усвоить что-то, что угрожает их развитию последние миллионы лет. Нет, ни за что; этим Воплощениям легко дается страстный фанатизм; а вот «увидеть точку зрения собеседника» — это уже следующий этап развития, высший, который надо, если уж достигнешь, с трудом сохранять… А тут мы видим Грайса, и он ежедневно общается с людьми, которых должен в силу полученного воспитания рассматривать как сравнительно туповатых и даже жалких; но всеми фибрами своей души он желает быть вместе. Воплощения любят друг друга, холят друг друга, присматривают за слабыми, поощряют сильных, отслеживают каждую мысль и побуждение друг друга. Потому что единственные мысли, которые им дозволены, относятся к тому, как их коварно лишили прав, как они восстановят свои законные права «на своей собственной планете» и как они тем не менее превратят этот Мотц в рай, «просто так, пусть вся Галактика знает нас». Воплощения — это те люди, которые отказались понимать все богатство, все разнообразие, все возможности развития, какие есть в Галактике. Грайс наблюдает за ними, всем сердцем жаждет быть с ними, хотя в его страдающей душе иногда вспыхивает проблеск протеста. «Нет, это не так, — он все собирается сказать им, когда "назреет возможность". — Нет, вы не правы. Как вы можете так говорить? Я был на той планете; там все не так, как вы описываете… взгляните же в лицо фактам…»
Боюсь, об Инсенте не могу доложить ничего хорошего. Я оставил ему учебные материалы наших ревизий, но он, терзаясь угрызениями совести за то, что злоупотреблял «игрой в математические символы», слегка переусердствовал. Его душевный и умственный механизмы должным образом не усвоили оставленную ему информацию, переполнились, и у него возникла потребность навязчиво поучать. Он оставил мне записку и отбыл на Словин на моем собственном космолете.
Его доводы таковы: Словин, слишком долго подчинявшийся Волиену и только что сбросивший свои цепи (прошу прощения за пафос!), должен быть легко предсказуем и легко диагностируем. Часть материала, который я ему оставил для изучения, относится к Северо-Западным Окраинам Шикасты. Если вы помните, эта зона Шикасты в течение почти двух тысяч лет (в их летоисчислении) была жертвой одной из самых жестоких и длительных тираний, когда-либо существовавших даже на той несчастной планете, — тирании христианской религии, которая не терпела никакой оппозиции и удерживала в своих руках власть страшными методами: убивая, сжигая на кострах, пытая противников, если не получалось добиться своего более простым и эффективным воздействием на умы и «промыванием мозгов». В начале двадцатого Ш-столетия эта религия ослабила свою хватку, в основном в результате — благодаря новым технологиям — открытия Шикасты для массового межпланетного туризма. Тираны Северо-Западных Окраин не могли дальше сохранять у своих граждан веру, будто христианство — единственная религия. И к недавно еще порабощенным народам постепенно просочилась истина, что Северо-Западные Окраины по сути своей — отсталая провинция, по сравнению с другими регионами Шикасты, цивилизация которых была более древней и более развитой.
Потом последовал такой период, когда народы этого региона (географически он невелик) получили возможность наслаждаться свободой мысли, размышлений; свободой исследовать возможности, которой они были лишены много сотен Ш-лет. Но поскольку они были так воспитаны различными сектами своей религии, что им требовалось иметь над собой власть, «священников», вероисповедание, догмы, указы, они снова стали искать для себя все это, в таких же формах, но под другим названием, а именно — в «политике». Появились новые «религии», но без «Бога», которые были идентичны во всех отношениях сектам прошлого, ориентированным на «Бога». У каждой имелся свой священник, с которым невозможно было не согласиться, приказам которого предписывалось подчиняться, и все обязаны были постоянно декламировать и цитировать; а малейшее отступление от «линии» заслуживало жестокого наказания; от изгнания из общества и потери работы и вплоть до смерти; точно такой же догмой в недавнем прошлом являлось Священное Писание. Каждая новая светская религия утверждалась, используя методики «промывания мозгов» и воздействия на умы, заимствованные от великих образцов для подражания, священников, которые неуклонно совершенствовали свои методы целые две тысячи Ш-лет; причем все эти их хитроумные приемы оттачивались, по мере того как возрастали психологические мудрствования.
Короче говоря, свобода невозможна для народа, приученного к необходимости тирании.
И с этим посланием наш бедный Инсент был вынужден ехать на Словин.
В течение нескольких В-веков планета Словин была закрытым местом, жители которого вели однообразную жизнь; планета была бедна, у нее отнимали все богатства, ею управляла Колониальная Служба Волиена, а порядок на ней поддерживала полиция Волиена, используя тюрьмы и палачей. И вдруг Словин «сбросил ярмо». Меньшинство, на которое опирался Волиен в своих интересах, спаслось бегством или было уничтожено, кое-кто превратился в патриотов. Весь Словин бурлит сейчас от новых партий, основанных группами военных, его освободивших. Каждая из них имеет — а как же иначе — своего лидера, армию и вероучение, которое группа защищает от всех других групп, сплошь и рядом дело доходит до кровопролития. Одна партия стоит за объединенный Словин, другая — за федерацию регионов Словина и так далее. В воздухе носится Риторика Свободы, потому что народ осознает — он свободен.
Группы, армии, секты, партии, фракции: в Словине их полно, как и на любой другой «освобожденной» планете.