В комнату ворвался здоровенный, придурковатого вида охранник Живописцева и набросился на бедную девушку. Наталия отчаянно кричала, сопротивлялась, её лыжная шапочка съехала на лицо, полностью закрывая его. И – вдруг она услышала спокойный, слегка заспанный голос Живописцева, который подействовал на неё словно ушат холодной воды, парализуя и волю, и тело.
– Что здесь происходит, Семен?
– Да вот, вора поймал, господин Живописцев, – ответил придурок, у которого, оказывается, было своё имя. Одновременно он сдернул шапочку с головы Наташи.
– Наташа? Вы? Что Вы здесь делаете? – в голосе Живописцева послышалось неподдельное удивление.
– Известно, что. Ворует барышня, – это, конечно же, пояснил Семён.
– Подожди, Семён. Наташа, расскажите, что происходит?
Что же, всё можно потерять кроме чести и … гордости.
– Я вам не Наташа. И скажите своему идиоту, чтобы оставил меня в покое.
– Семён, оставь девушку и можешь идти отсюда.
– Но, господин Живописцев? Вдруг она маньячка какая-нибудь, а мы её даже не обыскали. Давайте, я хотя бы обыщу её.
Наташа в ужасе буквально вжалась в стену.
– Свободен, Семён. Иди вон, – сорвался Живописцев на крик, но быстро взял себя в руки.
– Наташа, простите, Наталия Александровна, объясните, наконец, что здесь произошло?
– Что произошло? – Наташа отчаянно шевелила извилинами, кажется еще немного, и они задымились бы. «А что если….?»
– Вы спрашиваете, что произошло? Я прихожу к Вам в дом, двери не заперты, а этот плохо воспитанный молодой человек, не знаю, кем он тут приходится, нападает на бедную девушку.
– Господин Живописцев. Врёт она, какой такой визит. Ночь на дворе. Давайте, всё-таки позвоним в полицию. – Видимо Семён, опасаясь за жизнь хозяина, ушел недалеко. А, скорее всего, просто подслушивал за дверью.
– Никуда мы звонить не будем. Сами разберёмся. Продолжайте, Наталия Александровна. Итак, что привело вас в мой дом?
«Эх! Была, не была. Главное не останавливаться и нападать первой.»
– Во-первых, я хочу сделать Вам официальное заявление. Если Вы не уничтожите свою так называемую «Мадонну», то я … Я … – «Господи, ну что бы еще тут придумать?» – Я … подам на Вас в суд!
Живописцев некоторой время молчал, оторопело глядя на Наташу.
– В суд? Но почему?
– Потому что, … на этой картине Вы, … на этой картине изображена я. А я своего согласия на это не давала. И, вообще, ваша мазня оскорбительна для меня. «Боже мой, что я несу».
Живописцев заметно покраснел, потом побледнел, затем подошёл к стене и снял картину. Вновь взорвалась сигнализация. Вбежал Семён.
– Отключи сигнализацию, Семён, – голосом Живописцева можно было резать металл.
Семён принялся что-то крутить в коробочке на стене.
– Итак, Наталия Александровна, Вы требуете, чтобы я уничтожил эту картину. Хорошо.
И, прежде чем Наташа успела вымолвить хотя бы одно слово, он подошел к столу и с размаху ударил картиной об угол. Мгновение, и угол стола показался в разорванном полотне. Сзади раздался какой-то глухой стук, от которого слегка завибрировал пол. Девушка оглянулась. Бедный Семён. На его глазах хозяин уничтожил миллион долларов. Его психика не выдержала. Бедняга упал и потерял сознание.
– Теперь – второе, Наталия Александровна.
– Что? Какое второе? – надо признаться, что и Наташа была слегка ошарашена поступком Живописцева. Не так часто на твоих глазах уничтожают произведение искусства, которое критики оценили в миллион долларов.
– Картину я должен был уничтожить «во-первых», а что я должен сделать во-вторых?
Наталия постепенно приходила в себя. «Эх, раз пошел такой расклад…»
– А, во-вторых, я хотела предложить вам купить у меня мой загородный дом и мастерскую, которую мне недавно подарил отец. Вы, я слышала, ищите себе жилье за городом?
– Да, и не только жилье, но и мастерскую. Мой олигарх предупредил меня, что не будет больше продлевать аренду на этот особняк. Но почему Вы продаете? Вы так гордились своим домом, столько рассказывали нам всем о нем. Даже мне он стал дорогим и близким. Заочно разумеется.