– Он и дачу государственную не приватизировал. По Рублевке. Завтра она миллионы будет стоить. Чего он ждет? Пока отнимут? О, господи, что за бесхребетные мужики Клавдия нам достались. Один ученого из себя корчит, в академики до сих пор пробиться не может, а милый зятек, тот вообще мышей не ловит. Его все устраивает, никакого честолюбия.
Ей бы родиться в шароварах. Права, как обычно, она оказалась. Освободив тестя от председательства в рабочей комиссии, отобрали и государственную дачу в по престижному Рублево-Успенскому шоссе. Видимо сильно тесть на мозоль кому-то наступил, предложив прикрыть черную бюджетную дыру. Тесть получил один инфаркт, после дачи – второй, а затем заиграла траурная музыка. Никому не нужны оказались ни его академические звания, ни его мысли, ни его книги. Институт быстро перешел в чужие руки. Теперь у тещи-погонялы остался один дурачок – Скударь. Она хотела запрячь его в телегу собственных гениально-расплывчатых, но суперденежных идей. В моде в то время были финансовые пирамиды. Однако Скударь сразу поставил ее на место:
– Я в рисковые игры не играю. Мы не на стороне организаторов. Не будешь знать, потом, кого и где искать.
Теща гнула свою линию.
– Вот и мой покойник был такой же трус. Всего боялся. А люди куют деньги, пока железо горячо.
Скударь отрицательно покачал головой.
– Нет. Мне много в этой жизни не надо. Были бы вы живы и здоровы, а остальным, едой и жильем над головой я вас обеспечу.
Римма Михайловна сделала выводы.
– Дочь, нам на зятя не очень повезло.
Именно тогда между тещей и Скударем добавилась еще одна трещина. Разговаривать, вежливо разговаривали, а тепла никакого не было. Клавдия же заняла сторону матери.
Скударь вспомнил, как они познакомились. Его дружок Сергей женился, а он у него на свадьбе был шафером. Невеста была из профессорских кругов. Соответствующий, академический круг был и в ресторане. Скударь был в ударе – друг женился. Он и танцевал, и тосты произносил, и подарки собирал, и шутками-прибаутками сыпал, был предупредителен, вежлив, корректен. Если еще посчитать, что среди ученой братии единственный имел накачанную фигуру атлета, то становится понятным, что приглашенная вместе с родителями Клавдия, обратила на него внимание.
Она его спросила, на каком он курсе учится? Скударь ответил, что выходит на диплом.
По лицу было видно, Клавдия, оценивала его как жеребца на конном базаре. Она задала ему еще много вопросов; собирается ли он в аспирантуру, где живет… Именно в этот момент и надо было присмотреться к ней. Сказал бы дурак, что работает слесарем, посмотрел бы на реакцию. А он решил поддержать интерес к собственной персоне и заявил, что уже подрабатывает на фирме и за границу собирается на постоянную работу.
У нее на лице появилась настороженно-недоверчивая гримаска. Броская красавица, она считала, что все мужчины должны весь мир положить у ее ног, что она заслуживает богоподобной сверхучасти.
Без заграницы, закончилось бы их взаимное влечение недельной, пусть даже месячной вспышкой-страстью.
Она вечно опаздывала на свидания. А ведь это характерная женская черта, которая разъясняет пренебрежение к мужчине. Опоздала, значит, не ценит. Точность первый признак уважения.
Не надо лукавить Рюрик, сказал сам себе Скударь, многое ты еще тогда понял. Ты сам продавал себя за московскую прописку. Будь мужчиной. Клавдия тебе самому показалась выгодной партией. Ты искал свою выгоду, а твоя будущая теща свою. И с этой заграницей ты их, совков, элементарно поймал на крючок.
Скударь, полный скепсиса, смотрел на себя как бы со стороны.
Камраде, злишься так сильно ты на тещу потому, что вы с нею одного поля ягоды. Права она, ох, как права. И, пожалуй, чище и умнее тебя будет. Жену твою тянет она. Внука тянет она. Дом, считай, построила она. И даже комнату на Тишинке выбила она. А что сделал ты? Сознайся хоть раз в жизни, что женился на Клавдии с дальним прицелом. Ты приличный трутенек, озабоченный своим телом, своей комнатой свиданий на Тишинке. И наглец приличный, почти не скрывающий ни от жены, ни от тещи, свои многочисленные связи. Не дураки же они, догадываются, зачем ты на сутки уезжал на Тишинку. А Клавдия была, красивый и приятный довесок к твоей жизни. Как только она тебе надоела, ты без объяснения причин выставил ее из своей жизни, не потрудившись даже объясниться. Скот приличный ты дружок. И неча пенять на зеркало. Там твое самодовольное и себялюбивое рыло.
А тещу ненавидишь так люто, потому что она твое гнилое нутро раскусила.
Пес смердящий, пей свое вино и не тявкай на Клавдию. Она тебе отдала в три раза больше, чем ты ей отломил от своих щедрот. Молодость, красоту, положение, домашний уют, все имел ты в тылу у себя. И знал самец, только одно… Зажрался ты братец. Какой ты бог? По сравнению с ней, ты мерзкий, чавкающий, сытый боров.
Скударь чекнулся со стаканом, напротив.
– За тебя Клавдия. Черт с тобой, прощаю тебя. И понимаю. Даже с этим примитивом Лешкой, я проиграл в твоих глазах. – примирительно сказал, он и осушил стакан до дна.
Закурил. Подумал, что зря не пригласил одну из проводниц, ту, что три раза заглядывала, можно было бы под стук колес, излить ей, незнакомке, боль и тоску души. Потом, решил, что слишком смутны его навязчивые, быстробегущие мысли, слов бы не хватило и умения, рассказать.
Пей лучше в одиночку, самец.
В очередной раз он наполнил стакан, пятый по счету.
Поезд медленно полз по земному шару, приближая его к той точке, где он потерял и вновь нашел такой неправдоподобно красивый сколок лучезарного счастья. Мысли плавно перетекли на Арину.
Он представил ту единственную и действительно искренно любимую женщину, что целый месяц через силу улыбалась ему, готовила обед, бесконечно целовала его, и проводила в последний путь. Она то, что плохого ему сделала? Почему он и на нее злится?
Он понял, почему злится и не находит себе места. Арина, в его глазах, сумасшедшая. Зачем она решила взять заботу о Клавдии на себя? Он освободился от обузы, а она добровольно впряглась в телегу. Кто ее просил? Что за неуемное бескорыстие, сострадание, благородство? Откуда оно в этой, приехавшей с Севера простой на вид девчонке, а теперь жены и матери. И его любовницы. Хотя язык не поворачивался так ее назвать. Неужели придуманная этим хитрецом Лешкой его неземная любовь к Арине, тому причина?
Скударь с горечью подумал, что пара Алексея и Арины, простая, обычная семья, на поверку оказалась намного чистоплотней, сердечнее и главное выше его самого, в самом главном, в человечности. Какой удар по самолюбию.
Его высмеяли. Лешка знает истинную цену его любви. И пожалели они оба его в трудный час. Посчитали слабым, и подали милостыню. Нет, это гад Алексей подал ему милостыню, а Арина протянула дружескую руку. А он, скот, хоть раз протянул ей свою?
Захотелось выпить вина. Вино, божественный напиток, в нем одновременно живут и дивная горечь, и беспричинная радость, и смех и слезы. Сейчас он пил горький напиток. Сам виноват.
Арина отдала ему себя. Отдала без оглядки, без слез, без его, ответной благодарности. Милый тебе плохо? Я поддержу!
Настоящая любовь – бескорыстна. Удивительная редкость – возвышенная, целомудренная любовь. Это умытое слезами радости и печали участие в жизни другого, того, кого любишь. Только любовь и дружба вне корысти рождают гордую, жертвенную любовь. Остальное, от лукавого. Любой, даже маленький расчет, убивает древо любви, вернее, оно не растет на этой сухой почве.
И с чем он приедет сейчас к ней, единственной, по настоящему любимой им женщине? Что он может ей дать? Лощеный орангутанг. Что сможет сказать, что предложить? Или не надо усложнять? Жизнь сама расставит все по своим местам. А если расставит, то как? Как сохранить ее неземную, бескорыстную любовь? Готов ли он к этому, хватит ли сил?