– Знаешь, я ещё рабочих сегодня видел, когда за водой ходил. Помнишь тех, что над нами пытались подшутить в «Ферзе». Так вот, они обещались завтра вечером зайти, печенье домашнее принести. Один говорит, что жена его изумительно печет.
– Да? Ну и хорошо, буду ждать… – он закашлял и отвернулся от Филиппа, а тот не знал, куда себя деть: он не мог сделать ничего, было тяжко смотреть на друга.
– Боли нет? – спросил он снова, когда кашель стих.
– Ты это к тому, надо ли снова колоть? Не надо, не переживай.
– Но почему, Вань? Он же помогает.
– Потому, Филя, – Иван повернулся и глянул на Филиппа, отчего у того к горлу подошел ком, и он отвернулся к окну, а потом и вовсе к нему подошел.
– Красиво тут, месяц ещё совсем молодой, – сказал он невзначай.
– Да, новая жизнь бесконечно перерождающейся Луны. Вот бы нам так, как думаешь?
– Ты хотел бы перерождаться каждый месяц? – Филипп хотел перевести этот вопрос в шутку, но понял её никчемность. Нельзя смеяться над желанием жить, тем более на грани смерти. – Прости, я не подумал прежде, – вымолвил он.
– Да ничего. Представляешь, если бы каждый месяц человек перерождался? Вот свобода бы была – всего месяц на всю жизнь. Разве тогда мы тратили бы время на страхи и разумения? Захотел полететь – у тебя всего месяц, чтобы научиться, потом новая жизнь, новые мечты. И каждый раз ты непременно живешь как последний.
– Да, было бы здорово. Но у тебя был бы всего месяц, чтобы летать. А тут целая жизнь, хоть каждый день можешь планировать на ветру.
– Только если ты не боишься взлететь.
– Только если так, – немедля подтвердил Филипп.
Они помолчали.
– Знаешь, когда я заглянул в комнату и увидел твои глаза, я подумал, что… – Филипп замялся.
–…что я умер? – закончил за него Иван. – Нет, ещё не время, – Филипп повернулся и снова смотрел ему в глаза. – А мне показалось сначала, что это не ты ко мне заглянул.
– А кто же? – спросил Филипп.
– Один…человек, из моего сна. Мне казалось, что это он был, поэтому я тихо ждал.
– Какой человек?
– Незнакомец, я не знаю, кто он, не знаю, человек ли вообще, он не ответил мне. Потом мы беседовали с ним. Сумбурный был сон очень.
«Что за сны такие ему снятся? Не бред ли это был?» – подумал Филипп.
– Там была девочка, я за ней бежал, потом потерял из виду; передо мной оказалась приоткрытая дверь, и оттуда свет. Я зашел и увидел эту же девочку, а на стуле в темном углу человека в пальто и шляпе, но лица не разглядел. Мы с ним говорили о жизни, он мне рассказывал про человека и то, что в каждом есть жизнь, его истинная жизнь, настоящая, которую нужно только правильно произрастить, чтобы она дала плоды, – он говорил, прерываясь, с нарастающим возбуждением, так что под конец начал задыхаться и умолк, сдерживая кашель.
Филипп всё ещё с недоумением смотрел на друга.
– Не бред ли это был, Ваня?
– Не знаю. Даже если и бред, то мысли были ценные и самые естественные, я понял многое, – ответил он через минуту.
– Ну хорошо.
Филипп снова посмотрел в окно: месяц светил, тщетно стараясь охватить своим сиянием всё вокруг. Пролетела комета с предлинным хвостом.
– Звезда упала, можно желание загадать, – сказал Филипп.
– Загадай за меня.
На этих словах Филипп повернулся и решительно посмотрел на Ивана, который, в свою очередь, смотрел на Филиппа. В этом взгляде было всё: и мука, и огромное желание жизни, и любовь, перемешанная с печалью. Филипп понял и загадал два желания – избавить от мучений Ивана и сохранить человечность в себе, чтобы жить. Да и во всех, пожалуй. Иван тем временем уткнулся в подушку.
– Ваня, ты чего? Петр Сергеич! – крикнул он доктора.
– Что такое? – прибежал тот. Филипп указал ему на кровать, и он все понял. Быстро сбегал за морфином и шприцем и принялся колоть.
– Не надо, прошу вас, – по какому-то наитию Иван предчувствовал укол морфином и говорил теперь через подушку, – я хочу чувствовать, остаться собой до конца, а не бесчувственной куклой, не надо, уберите, – молил он.
Доктор остановился и посмотрел на Филиппа, а тот думал.
– Не надо, Петр Сергеич, оставим это дело, уберите.
Петр Сергеевич убрал шприц обратно в сумку и вернулся.
– Его желание – закон, надеюсь, так ему будет легче. Иван, вы мужественный и достойный Человек.
Над кроватью стояли двое мужчин и не знали, что делать и как помочь человеку, отказывающемуся от помощи. Доктор сходил за водой.