Филипп посмотрел в единственное горящее в ночи окно, в открытую форточку.
– Что же делать, кроме ожидания? Невыносимо это, когда ничего не можешь сделать.
Он тяжело встал и направился обратно. Доктор всё ещё сидел на стуле; он перелистывал томик Лермонтова, который невесть откуда достал.
– Читаешь? Где ты её взял?
– Я всегда ношу с собой какую-нибудь книжку, чтобы в свободное время почитать, отдохнуть головой. А то еще того гляди засну.
– Печально я гляжу на наше поколение! Его грядущее иль пусто, иль темно… – устало продекламировал Филипп.
– Но не под бременем познания и сомнения состарится оно, а под бременем боязни и беготни.
– Да, но в наших силах это изменить.
– Не только в наших, но и в их, даже по большей части в их.
– Это тоже верно.
Петр Сергеевич снова опустил глаза в книгу, а Филипп присел на другой стул, принесенный из комнаты Ивана, и проговорил:
– Я даже не знаю, что и делать.
– Я тоже не знаю, – Петр Сергеевич поднял глаза и взглянул на него, – нам остается только сидеть тут и ждать не пойми чего.
– Скоро солнце встанет, начинает светать, – заметил Филипп после недолгого молчания.
– Предтеча нового дня, – Петр Сергеевич всё не опускал глаз.
– Очищение, – тихо заключил Филипп.
***
Мрак снова окружил с головой. Откуда ни возьмись возникли странные бесформенные создания, пытающиеся забрать Ивана к себе, прибрать, но он изо всех сил боролся и вертелся, не хотел во тьму, в небытие. Снова тени… Свет становился всё дальше и дальше, всё недостижимее. Пальцами он уже не дотягивался до него. Он сделал последний рывок, напряг все свои мышцы, взмолился, но не достал. Тени вокруг смеялись, ликовали об ещё одной потерявшейся душе, искавшей рая, но заблудшей по ошибке к ним. Раздался голос. Но Иван не мог разобрать того, что он говорит. Казалось, он был далеко, обращался не к нему. «А к кому же ещё?» – подумалось ему. Однако слов было невозможно разобрать; бормотание было похоже на горловое пение монахов в Тибете – это протяжное «ммммм». Дым, головокружение, тьма, нирвана, «ммм»… «Это мой сон, это моя жизнь, она теплится во мне, я чувствую её. Не отдам!» – кричал Иван. Снова попытка рывка… Но он не мог сделать ни одного телодвижения, не мог произнести ни слова, а просто лежал во тьме, висел в пустоте. Некоторые тени тоже начинали петь, другие продолжали радоваться и кричать. Это был словно пандемониум, жертвоприношение. И будто бы приносили в жертву жизнь Ивана. Будто бы злые духи старались забрать её, вырывали из груди, высасывали, поглощали. «Она течет во мне, я чувствую!» – он понимал, что уже обманывает себя, что уже уходит. «Нет, оставьте… молю вас, я не хочу прощаться с жизнью, с душой. Оставьте, молю!» – стонал он, пристально вглядываясь во тьму. Он уже отчаялся, но сделал последний рывок своей души… Нет, он погряз, на этот раз безвыходно. Внутри сжалось ещё сильнее, невыносимая боль пронзила его тело, но она была словно где-то далеко, не в его теле. И он понимал, что плачет, но не ощущал влаги на глазах. Нет, не по той причине, что он больше не увидит могучего солнца, планомерно и важно встающего каждое утро на востоке из-за старых домов, освещая их сзади и, казалось, преображая их, заливая всё небо жёлто-красным оттенком, ассоциирующимся всегда с началом чего-то великого и бесконечного, и ближе к вечеру, перед сумерками, заходящего на западе за невысокие крыши, оставляя за собой живописное алое зарево с сиреневыми облаками, тем самым медленно зазывая ночь. Не потому, что не увидит он более ночного неба – этого божественного, звёздного и нескончаемого купола с рассеянным на всем видимом промежутке белёсым Млечным Путём, переливающимися разными красками недостижимыми звездами, безудержно манящими к себе; этого неба, которое, будто бы по-матерински, окружает нас каждую ночь, но остается зачастую без нашего благодарного внимания; не почувствует дуновения весеннего ветерка, принёсшего теплоту и душевную радость. Нет! Он горевал по своей человеческой жизни, которую не ценил, которой не дорожил ещё некоторое время назад. Забылись и солнце, и небо, и ветер. Он хотел мыслить, чувствовать! Он хотел быть! Неожиданно его осенило: «Я встречусь с моим гостем, как он говорил. Я буду в достойной компании, среди достойных людей, но в ином мире. Может, в таком же», – он перестал бороться, приобретя уверенность, которой так недоставало раньше. Да, он встретится со своим призраком, приходящим во сне, он встретится с другими, снисходящими до людей в минуты сомнения, и станет сам этим таким озаряющим видением. Вот его цель, прежняя цель – наставлять людей. Пусть в другой ипостаси, но это он, Иван. Он расслабил тело и дух, полностью отдавшись происходящему. Скоро он будет там, с другими.