– Ей помогает?
– По крайней мере она еще пахнет и цветет, – рассудительно заключила она.
– Верно.
– Подержите в руках, – и она всучила ему стебель.
Он оказался мягким и ворсистым на ощупь. А запах… благовоние разошлось в секунду, каждая клеточка тела ощутила сладковатый медвяный аромат, открывающий пейзажи сельских полей с ромашками и подсолнухами, собранными стогами сена, на которые они любили забираться ночью и любоваться небосводом в далеком отрочестве. Белые лепестки лилии жеманно расходились в стороны, вполовину согнувшись и приняв вовеки грациозную позицию.
– Оставьте её себе, – буркнула девочка и покраснела, – пусть и она напоминает вам о вашем озере.
Не успел Иван ничего ей ответить, как впереди мелькали уже спинка и поочередно поднимаемые ножки. Он с умиленной улыбкой принял подарок и еще раз вдохнул, опустив веки. Беспокойство улетучилось, наступило умиротворение…
Мысленно он набрел на Филиппа, и подобие улыбки вновь проступило на его лице. «Филя, друг ты мой, найти бы нам озеро… Опора ты моя в этой затасканной жизни. Куда я без тебя? Кто же, кроме тебя, сохранит память обо мне? – он приблизился лицом к цветку, погрузившись в его запах, а потом оттолкнулся с навязчивой мыслью: – Боже, как же я одинок». Он бездумно уставился перед собой, мимо цветка, куда-то в землю, немного покручивая стебель в руках, точно прикидывая какой-то план. «Надо пойти к нему», – решил он спустя несколько минут.
Филипп оказался у себя дома. В отличие от своего друга, он жил в большом достатке, в крайне просторной квартире. Когда зашёл Иван, его друг что-то писал.
– Филипп, можно к тебе? – неуверенно спросил гость.
– А? Что? Конечно, входи, присаживайся, – бегло проговорил хозяин, отодвигая кипу бумаг, лежавшую перед ним в путанице, в душе радуясь возможности отдохнуть от этого бесполезного вороха писанины.
– Филя, – начал неуверенно, в тоне извинения, Иван, – не могу я с тобой ссориться. Кроме тебя, у меня никого больше нет, – он прошел к небольшому трехногому столику около стены, расписанному в ярком римском стиле, на котором покоилась высокая керамическая ваза, тоже весьма выразительной и броской отделки, и опустил в неё лилию.
– Да, Ваня, прости меня за утро, сам от себя не ожидал такого, – Филипп поднял глаза на своего друга, заметил, что тот принес цветок, и хотел было осведомиться, но другое привлекло его: – Что с тобой?
– А что?
Иван бегло обернулся и поглядел на себя в зеркало. Лицо было нездорово бледным. Это озадачило его.
– Я не знаю, только утром же всё было хорошо. Ты ведь помнишь?
– Тебе надо к доктору, срочно, – Филипп вскочил впопыхах и начал что-то предпринимать. – Нет, доктора приведем сюда. Мало ли что с тобой по дороге ненароком случится, – он подлинно обрадовался своей гениальной идее.
Филипп стал звонить знакомому доктору, а Иван всё не мог оторвать от себя свой же прикованный взгляд. Он словно бы старался пощупать каждую клетку сильно изменившегося лица, прикасался и не верил. «Странно как-то», – подумалось ему.
– Я вызвал доктора сюда, подожди немного. Принести воды? Настя, принеси графин Ивану Богдановичу, со стаканом.
Филипп подошёл к своему гостю и бережно посадил его в кресло, налил воды и подал. Иван посмотрел в его глаза: они тревожно бегали, там отдавалось нешуточное волнение. «Хоть в этом он честен с собой», – в растерянности подумалось ему. Он молча взял стакан воды, медленно отпил, словно боялся порезать горло каждым глотком, и, не торопясь, поставил на маленький журнальный столик подле кресла. Голова замерла, взгляд устремился в окно, руки опустились на колени, а он сам потерялся…
– Ваня, ну что же с тобой?
Иван всё так же недвижимо сидел в кресле. «Зачем мне всё это? Никому не нужна свобода. Настоящие они только в своем страхе…» – отдавалось в голове.
До прихода доктора Филипп мелкой неловкой поступью передвигался по комнате от угла к углу, сложив руки за спиной, и часто исподлобья поглядывал на своего друга, который продолжал безмятежно сидеть в кресле, косясь серыми потухшими глазами в то же окно. Раздался звонок в дверь, и хозяин пошёл открывать.
– Здравствуй, Петр Сергеич, – любезно поздоровался Филипп.
– Здравствуй, здравствуй, Филипп Кириллович. Что у тебя болит?
– Нет-нет, вот больной, – он указал на неподвижно сидящего Ивана.
Доктор кротко взглянул на пациента, повернулся к Филиппу и недоуменно шёпотом бросил: «Что с ним?» Тот сказал, что только что Ваня пришел к нему и «…сразу весь бледный, как сейчас вот сидит, я аж испугался, отродясь его таким не видывал». Потом доктор спросил про причины, и Филипп только недоуменно пожал плечами и пересказал вкратце их утренний спор.