- У меня знакомая... подруга... любит эту игру.
- И что дальше?
- Она со мной не разговаривает, вот я и хотел, может, понять её.
- Поссорились, что ли? - без видимого интереса спросила Харухи, и её персонаж вдруг улыбнулся пухленькими губками, подмигнул и сложил руки на груди.
- Да, вроде того.
- Я всё равно не понимаю, чего тебе нужно!
- Я... - у меня откуда-то взялся ком в горле, мешавший говорить. Ну вот, не хватало ещё расплакаться перед незнакомой девчонкой. - Я... хочу научиться видеть мир её глазами. Хочу, чтобы она приняла меня! Я хочу быть рядом!
- Балбес! - надменным тоном сказала Харухи и заливисто рассмеялась. - Ты что, влюбился?
- Тебе-то какое дело? Ладно, я совершил ошибку. Пойду. Прости за беспокойство.
Шмыгнув носом, я протянул руку к кнопке выключения компьютера, как девчушка в сияющих доспехах вдруг размахнулась и отвесила моему персонажу хлёсткую пощёчину.
- Эй! За что?! - возмутился я, вмиг позабыв о намерении уйти спать.
- За то, что нюни распустил! - прорычала Харухи. - Ладно, я помогу тебе, но в первый и последний раз! У меня и так море забот, а ты свалился на мою голову.
- Как ты мне поможешь?
- Я расскажу тебе о том, как происходят свидания в Ордене Стихий!
Слова незнакомки обволокли моё сознание сахарной патокой, и я поддался пьяному желанию слушать и наслаждаться ночным приключением в компьютерном мире. Харухи рассказывала мне о самых смешных событиях, о которых она слышала, показала поистине красивые и завораживающие пейзажи. Мы подолгу гуляли по цветущим лугам, знойным пустыням, плескались в воде у бурных водопадов. Вместе победили нескольких тёмных рыцарей, вместе бежали, поджав хвосты, от адских гончих, вместе прятались от магического дождя из ледяных осколков, загородившись от него сверхпрочным щитом.
Харухи болтала без умолку, и я даже не поспевал за всем, что она говорила. Её слова, тасуясь буквами, подобно карточной колоде, превращались в моей голове в бессмысленные фразы, которые, однако, вселяли в моё израненное сердце уверенности в завтрашнем дне.
Я смутно помнил, как попрощался с ней, как ещё что-то выискивал в интернете и слал какие-то письма, как разделся и завалился на футон, заученными движениями заведя будильник на нужное время. Эти воспоминания выветрились и стали почти ненужными, когда утром я с тяжёлой головой поднялся на работу.
***
В знакомой, родной подсобке цветочного магазина меня ожидал, как всегда, аромат свежих цветов. Хоть утро выдалось пасмурным, под стать настроению, свет всё же мягко сочился через окна, отчего краски соцветий прямо-таки искрились своим разнообразием.
От запаха духов Кимико здесь не осталось и следа, и всё, что напоминало мне о том, что я наблюдал за её работящими, ловкими руками днём раньше, это неряшливо разбросанные по столу инструменты.
- Эх, Накагава, - с укоризной выдохнул я себе под нос, подготавливая рабочее место. - Тебя-то Кодзима-сан не ругает. А мне бы уже голову открутил за такой бардак.
Я произнёс эти слова, а сам украдкой оглянулся, чтобы убедиться в том, что хозяин лавки слишком занят и не стоит в дверях. Когда же я вернулся к столу, мой взгляд наткнулся на то, чего я не заметил сразу: странный, аккуратно сложенный свёрток материи лежал на дальнем краю флористической стойки, словно его кто-то забыл. Кто-то не такой неряшливый, как Рыбка Вакин.
- Кодзима-сан! - крикнул я. - Вы что-то оставляли в подсобке?
- Что? - послышался приглушённый голос старика из парадной части магазина. - Ах, нет, Сэто. Это для тебя. Сегодня с утра приходила Накагава, оставила и ушла.
Я нахмурил лоб и, подойдя к столу, пригнулся и осмотрел свёрток со всех сторон. Кодзима-сан каждый день приходит сюда ни свет ни заря, чтобы провести влажную уборку и подготовить магазин к открытию. Вот что значит любовь к собственному бизнесу! Его можно понять, но зачем же Кимико потребовалось тащиться в такую рань? Разве что подложить ненавистному бабнику - то есть, мне - бомбу.
Мне не составило труда представить, как подсобка взлетает на воздух, устилая весь пригород дождём из бархатистых лепестков всех цветов радуги. А в вечерней сводке новостей усатый диктор объявляет о том, что в Японии-де произошло самое романтическое убийство всех времён. И пострадал в нём только один человек: молодой, но чертовски творческий бабник. Позор! Несмываемый позор на все века.
Щурясь в ожидании подвоха, я решительно отбросил край ткани, и на свет показались аккуратно приставленные друг к другу, вычищенные кеды с кропотливо выглаженными шнурками, а на них, заключённые в прозрачный ударопрочный футляр, лежали мои привычные рабочие очки. Стёкла в них стояли совсем новенькие, так и маня своей кристальной чистотой.