- Конечно, дурачок!
- Не выходи. Секунду.
Сбегав в комнату и выбрав первую попавшуюся одежду - не оставлять же Момоко в грязной пижаме - я просунул её в щель, чуть приоткрыв дверь:
- Вот, переоденься. Твою одежду спасёт только химчистка.
- Угу... А какая у неё защита?
- Не понял.
Стоя за дверью и слушая шуршание одежды, я зажмурился и потряс головой, не понимая, то ли это со мной что-то не так, то ли с уст моей давней возлюбленной слетает лишь откровенный бред.
- Ну, ты чего, Джун? - Момоко ещё и усмехнулась надо мной, как над несмышлёным ребёнком. - Какая защита у этой брони? У моей - по пятьдесят единиц от стрел и оружия, а от воды - абсолютная.
Уж что-что, а про воду я понял. То, в каком состоянии Момоко завалилась ко мне в дом, можно было объяснить только полным отказом от купания и стирки. Как так можно?
- Эй! Ты ничего не путаешь?
- Нет! - девушка наконец выглянула из ванной комнаты и смело вышла наружу.
Рубашка с длинным рукавом и спортивные штаны повисли на ней в плечах и бёдрах буквально мешком, и я, не сумев сдержать себя, громко хохотнул. В меня тотчас же вонзился острый, как нож, взгляд исподлобья. Больно ткнув пальцем в грудь, Момоко глухо прорычала:
- Если ты меня обманул, и эта броня ни от чего не защищает, ты ещё пожалеешь...
- Ладно! - я вскинул руки вверх. Девочка хочет поиграть? Пожалуйста! Завтра утром я сдам её матери, и там пусть делает, что хочет. Но сегодня я здорово устал, и мечтаю о двух вещах: поесть и забраться под одеяло. Поэтому я без лишних мудрствований поддался: - У новой брони полная защита от всего, но она работает только до тех пор, пока ты меня слушаешься.
- Это ещё что за хитрость? - она скрестила руки на груди и надула губы. - Так не бывает!
- Это уникальный артефакт. Ещё как бывает! - я постарался придать своему лицу отчаянно-оскорблённый вид и, фыркнув, вернулся на кухню, слыша, как гостья мелко семенит следом.
Я поставил рис готовиться, не преминув воспользоваться кое-какими специями, и взялся за обжаривание рыбы. Момоко же, усевшись за стол, следила за каждым моим движением с неподдельным восхищением в глазах.
- Значит, ты умеешь делать еду? - ни с того, ни с сего пропищала она за моей спиной.
- Готовить! Это называется приготовлением еды.
- И что она мне даст?
- Ну... - я замялся, тщательно подбирая фразу, которую она бы поняла. Обернувшись, я максимально убедительно прошептал: - Это блюдо восстановит твоё здоровье и даст прибавку к выносливости.
- А к силе? - Момоко смешно согнула щуплую ручонку, изображая бицепс.
- А к силе я нарежу салат.
- Крутотень!
Я снисходительно улыбнулся и покачал головой, переходя к нарезке лука. Спустя несколько мгновений, как это нередко бывает, из-за него мои глаза заслезились.
Момоко, внимательно наблюдавшая за всей картиной с почтительного расстояния, вдруг спросила:
- А зачем ты плачешь?
Зачем? Вот чудачка. Кто же такое спрашивает? Борясь изо всех сил с желанием отослать девчонку в другую комнату, я сдержанно процедил:
- Не "зачем", а "почему". Я плачу, потому что у лука такие выделения. И вообще, не плачу вовсе. Просто слёзы текут. Вот.
- Какой же ты глупенький, Джун. Не "почему", а "зачем". Я спросила, зачем ты плачешь.
- Да просто так! - наконец взорвался я, взмахнув рукой с ножом. - Хочу и плачу, понятно? Брысь отсюда!
Я отвернулся, продолжая нарезку овощей и втайне пугаясь собственной агрессии. Но реакция Момоко ввергла меня в ступор: вместо того, чтобы расплакаться и уйти, на прощание погромче хлопнув дверью, как это сделала бы любая другая девчонка, - она подошла ко мне со спины и заключила в свои слабенькие объятия. От неожиданности я даже позабыл, зачем стою у плиты.
- Милый Джун, не плачь, пожалуйста, - промычала Момоко, уткнувшись личиком мне куда-то под лопатку. - Тебя же обязательно кто-нибудь любит.
Её объятия на несколько мгновений словно вернули меня в то время, когда шесть лет назад я впервые набрался решительности и подошёл к ней, чтобы объясниться в чувствах. Мы оба тогда были намного моложе - ей четырнадцать, мне едва ли шестнадцать. Но чувства... пожалуй, они были настоящими. На тот момент я был влюблён в Момоко уже не первый месяц, но никак не мог выбрать момент, чтобы сказать заветные слова. И когда это наконец произошло, она тихонечко так улыбнулась. И скромно кивнула, когда я пригласил её погулять вдвоём.
Помню, как я, удовлетворённый ответом, попрощался с ней и вприпрыжку отправился домой, но она вдруг догнала меня и обняла со спины, уткнувшись лицом. Я чувствовал, как трепыхалось её нежное и хрупкое сердце. Моё - ничуть не отставало.