На этот раз они сидели весь день, так как Слизовский заявил, что следует узнать, не уехала ли за это время ставка из Бреста. Радиостанция не могла связаться с Брестом. Слизовский в конце концов пошел пешком.
— У меня тут есть знакомые, подождите.
Ромбич был так подавлен, что даже не обратил внимания на то, что тон Слизовского становится все более властным. Он посидел между сосенками, потом лег. Он думал. С первого дня войны ему с избытком хватало поводов для дурного настроения и для размышлений. Но теперь в нем шевельнулась какая-то новая тревога, более сильная, чем все прежние, и не дающая ему возможности оправдаться перед самим собой.
Уже по крайней мере неделю назад Ромбич понял, что его первоначальный оперативный план, предусматривавший три этапа планомерного отхода на линию Вислы — Нарева, потерпел крах. Весь смысл этого плана заключался в длительной, упорной защите главной оборонительной линии, от Быдгоща, через Коло, Серадз, на Ченстохов и Силезию, в изматывании сил неприятеля, в отражении резервами тех его атак, которыми ему сразу удалось бы разорвать эту линию. Тогда и отступление на Вислу приобрело бы совсем другой смысл: крупные части, мобилизованные в левобережных районах, потекли бы на восток, рубеж Вислы был бы подготовлен к обороне и, что самое главное, сорвался бы немецкий блицкриг!
Его план, совершенно нереальный ввиду огромного превосходства неприятеля, провалился, и Ромбич признал это. Однако он упрямо отгонял от себя мысли о том, что план был с самого начала ошибочным и нереальным. Ему казалось, будто главная причина неуспехов крылась в неумелом использовании резервов командованием, он считал, что взаимодействие на стыке армий «Краков» и «Лодзь» было плохо налажено, но в основном объяснял поражение внезапностью немецкого наступления. Жалкие уловки! Ведь он располагал в целом очень точными данными о немецких силах, которые Слизовский ежедневно ему доставлял.
Только рожанскую историю нельзя было втиснуть в рамки удобного для Ромбича толкования фактов. Последствия ее были столь потрясающими, столь быстрыми, столь несомненными, что даже «частичная» вина Ромбича не могла его спасти от суда своей совести. Рассказ поручика не содержал никаких новых фактов, однако угнетающе подействовал на Ромбича по крайней мере по двум причинам.
Во-первых, он наглядно показал — после столкновения с солдатами, — сколь мучительной была свистопляска с приказами, смертельно поразившая эти дивизии.
Во-вторых, была доказана ошибочность расчетов Ромбича, заставивших его принять предложение Слизовского об эвакуации Варшавы. Соглашаясь с тем, что кампания проиграна, принимая эвакуацию как неизбежность, Ромбич рассчитывал, что полупаническая атмосфера, в которой она будет проведена, поможет затушевать, забыть рожанскую историю. Да, Ромбич рассчитывал, что, проигрывая кампанию, он по крайней мере спасет свою репутацию.
Ромбич ошибся. Остались тысячи свидетелей. Они не забудут, не простят. С ними он не справится, как… например, с Кноте. Призрак, от которого он убегал из Варшавы, догнал его на этом шоссе, стал еще страшнее — обрел кровь и плоть, способность говорить и укорить взглядом. И те, которые до сих пор были беззащитны перед Ромбичем, столкнувшись с этим призраком, показывают свои когти и ядовитое жало. С Лещинским, например, нельзя уже по-прежнему…
Поэтому, лежа между сосенками, располагая даже слишком большим досугом, он начал копаться в памяти, искал, сопоставлял, склеивал обрывки фактов, иногда только собственные слова, полуосознанные мысли и предположения, которые он делал за последний месяц, за последние две недели. «Собираю материал для своего адвоката, — подумал он со злостью. — Для того чтобы установить, будто я виноват только наполовину, только наполовину. Я дурак, — смело признал он, — даже одна сотая этой вины заслуживает десятка пуль».
Его могла бы спасти только атака. Поймать бы за руку того, кто первым послал Пекарскому приказ об отступлении на Буг. При нынешнем беспорядке это была пустая мечта. Остались только смягчающие обстоятельства. Почему он так легко подтвердил тот приказ? Что повлияло?.. Кто… Кто повлиял на его решение?..
У Ромбича бешено заколотилось сердце… Кноте, вся история с Кноте, вплоть до бумажки об армии «Пруссия». Кноте вовсе не украл эту бумажку, нет, Ромбич позднее держал ее в руках, смял, бросил в угол. Но потом-то бумажка исчезла. Кто, кто потом был в кабинете?