- А ну-ка пошли, отойдем! - сказал амбал Юре.
- Руки свои не распускай! - набычился Хворостин. - А если оно тебе надо, ты и отходи.
- Испугался? - с насмешкой в голосе спросил охранник.
- Ничуть.
- Тогда пошли.
- Да нет, я здесь немного постою.
- Придется тебе помочь, - Сергей рванул вперед и попытался обхватить Юру двумя руками. Хворостин заметил, что на помощь амбалу спешит второй такой же мужик.
С двумя ему не справиться. Он сильно ударил Сергея в нос, ударил удачно. Охранник отпрянул, по губам потекла кровь. Юра быстрым шагом направился к выходу, выскользнул на улицу и, оказавшись снаружи, побежал. Однако охранники его не преследовали. Оставив гостиницу за спиной, Юра решил вернуться на вокзал и расспросить тамошних работников. Может они заметили кого-нибудь из Соколовых? Он уже собирался переходить дорогу и возвращаться на улицу, по которой пришел сюда, когда его окликнули.
- Молодой человек! - крикнул мужичок в интересной кепке, чем-то напоминающей кепку Ильича. - Погодите секундочку!
Юра нервно посмотрел в сторону гостиницы, все еще опасаясь мести охранников, но все-таки решил дождаться незнакомца.
Мужчина подошел ближе. Он и вправду походил на Ленина. Низкий, с эспаньолкой и по-татарски прищуренными глазами, он оживленно размахивал руками и бормотал себе под нос.
- Я вас везде ищу, - сказал он. - Мне как Марта Леонидовна сообщила, о вас, так я сразу на поиски бросился. Приехал в лес, вас нет. Но Роман Алексеевич говорит, видел. Пошел, говорит, туда, - человек махнул рукой куда-то в сторону. - Я к гостинице, зашел внутрь, там какой-то скандал, - он хитро прищурился, от чего и без того узкие глаза превратились в щелочки, - не ваших рук дело?
- Вы, простите, кто? - спросил Юра, несколько растерявшийся от напора мужичка.
- Максим Петрович я. Голованов. Местный историк, собиратель легенд и сказаний. Близкий друг уважаемой Марты Леонидовны. Роман сказал, что рассказывал вам обо мне.
- Да ничего он не рассказывал. Посоветовал к вам обратиться, если я хочу прогуляться по лесу, только и всего.
- Так вы за этим приехали? - глаза мужичка округлились. - Что же вы сразу не сказали. - Пойдемте со мной скорее.
- Куда?
- Ко мне домой. Нам предстоит долгая беседа.
- О чем?
- О лесе. О Сентябрьском лесе, господин Хворостин. Пойдемте.
Юра хотел было послать Максима Петровича куда подальше, но в дверях гостиницы возникли фигуры Сергея и его друга. Все-таки решили поискать наглеца, разбившего одному из них нос. Решив не испытывать судьбу, Юра позволил Голованову увлечь себя к старенькому жигуленку. Усадив Юру, Максим Петрович вскочил за водительское кресло, посмотрел в окно заднего вида.
- Эка ему нос расколошматили, - произнес Голованов.
Юра невольно посмотрел в окно. Охранники уже стояли посреди дороги и бешено мотали головами из стороны в сторону, выискивая обидчика. К счастью, Максим Петрович повернул ключ зажигания и через секунду автомобиль тронулся с места, оставив после себя желтовато-серый клубок пыли.
<p>
Интерлюдия. Девушка без пальцев.</p>
Пальцы подобно шустрым бегунам перебирались с клавиши на клавишу. Из старого пианино неторопливым потоком лилась музыка. Ария из третьей сюиты Баха. Тихая, красивая, воздушная мелодия своим изяществом и великолепием была под стать молоденькой девушке, исполнявшей ее. Марте Курагиной всего семнадцать лет, ее густые, вьющиеся подобно морским барашкам каштановые волосы блестят и переливаются в солнечном свете, льющемся из окна. Тонкие гладкие руки оголены по локоть, из-под не слишком длинного подола выглядывают изящные лодыжки, лебединая шея, с каждым ударом по клавишам волнительно вздымающаяся грудь, вечно задранный вверх кончик носа, красивые полные губы - настоящая обольстительница. Целомудренное платье в горошек придавало красоте девушки остроты. Как же отчаянно приходилось работать воображению мужчин, чтобы догадаться, насколько Марта прекрасна без этого глупого наряда. При этом каждый понимал, что фантазии в любом случае будут уступать реальности.
Правда, в мгновения, когда пальцы девушки опускались на клавиши пианино, все срамные мысли покидали головы мужчин. Исполняя музыку, Марта становилась слишком чистой, невинной и неприступной. Невозможно было воспринимать ее как женщину. Оставалось только восторгаться ее красотой, как иной раз брат восторгается красотой своей сестры, а отец - дочери. Правда очень скоро красота девушки сливалась с чудесным исполнением арии, мелодия и Марта становились неотличимы одна от другой, и люди, что присутствовали при этом чудесном перерождении, по-настоящему отдыхали. Приходило понимание - дом, который все так давно искали, вот он, прямо здесь. Вокруг близкие друзья, все ясно без слов, достаточно жеста, налета легкой улыбки, простого похлопывания по плечам. И музыки, щедро награждающей своих слушателей и ничего взамен не требующей.
Поэтому, когда Марта садилась за пианино, в дом к Курагиным гости слетались отовсюду. Ребятня и старики, дворники и профессора, люди грубые и утонченные. Казалось, музыка стирала различия между людьми, доказывала одну теорему - человек способен восхищаться прекрасным вне зависимости от того, богатый он или бедный, молодой или старый, больной или здоровый. Мать Марты, Зинаида Яковлевна Курагина всегда была рада гостям, угощала их чаем, при этом проявляла чудеса проворства, учитывая, что передвигаться женщина могла только с помощью костылей. Правую ногу она серьезно повредила на заводе, врачи так и не сумели восстановить кости, женщина осталась инвалидкой до конца жизни. Но гости хоть и относились к ней с состраданием, не могли не отметить, что Зинаида Яковлевна даст фору любой здоровой домохозяйке, настолько Курагина свыклась и приспособилась к своему пороку.
Стараниями Марты и ее матери у них в доме всегда царило дружелюбие. Неторопливые разговоры обо всем на свете, тихий смех, вежливое и обходительное обращение. И конечно же музыка.
Сегодня помимо уже седой, хоть еще и не старой Зинаиды Курагиной, Марту пришли послушать ее одноклассник Митя Румянцев, пятидесятилетний Алексей Степанович Светляков, подруга Таня Горохова, тридцатилетний еврей со смешной фамилией Семен Архитектор и родная бабушка, полная вечно румяная Елизавета Платоновна Богданович. Как и всегда играя перед публикой, Марта немножко волновалось, но от этого ее игра становилась только лучше. Эмоции помогали исполнять произведения великих композиторов, оставаться спокойным, исполняя Баха, Чайковского или Бетховена невозможно. Если дело обстоит иначе - ты не музыкант, а полено.