Тот бросил рассеянный взгляд в ее сторону.
- Прости, нет. Я должен встретиться с одним человеком.
- С кем же, если не секрет? Хотелось бы знать, на кого ты решил променять общество двух прелестных дам, - усмехнулась Оля.
- К Голованову, - ответил и, отвязавшись от девушек, направился быстрым шагом вниз по асфальтовой дорожке.
Подружки снова переглянулись.
- Получилось, - произнесла удовлетворенная Лена.
<p>
...</p>
Около половины одиннадцатого вечера Хворостин постучал в калитку Голованова. Тот почти сразу открыл - видимо, караулил.
- Извините, что так поздно, Максим Петрович, - начал Юра. - Если вы не возражаете, я бы хотел ознакомиться с вашими материалами.
- Проходи Юра. Знал, что ту передумаешь, дожидался тебя, - обрадовано заявил Голованов.
<p>
Интерлюдия. Нищий.</p>
- В этом месяце зарплаты не будет, - монотонно произнесла девушка за окошком, даже не посмотрев в его стороны.
- Послушайте, но это возмутительно! - мужчина прижался к окошку ладонями, искренне негодовал. - На что мне жить? Вы третий месяц ничего не платите.
- В этом месяце зарплаты не будет, - последовал ответ.
- А когда она будет?
- Не в этом месяце, - словно бы издевалась девушка.
Руки Лебедя затряслись, лицо искривилось. Он собирался начать молотить кулаком по стеклу, но его намерения вовремя разгадал товарищ по работе.
- Пошли отсюда, Федя, нечего воду в ступе толочь - бестолку. Это ж нелюди.
- Олег, но ведь третий месяц, пойми ты, третий месяц. Я внуку обещал в парк сводить, а теперь мне прокормиться не на что, занимать придется, - Лебедь с отчаянием посмотрел на приятеля. - Что мне делать, скажи, что делать? Они же на преступление толкают, сами, своими руками. Я никогда не воровал, не нарушал законов, всю жизнь честно трудился. Так почему же со мной так, за что?
- Время сейчас такое, - вздохнул Олег. - Увольняться нужно. Чувствую, кинут нас с зарплатой.
- Обещали золотые горы, а довели до нищеты. Ты представляешь: передовик производства вынужден унижаться и клянчить подачки. При старой власти такое и представить немыслимо. До чего они нас довели, Олег, куда толкают?
- Не знаю. Знаю только, что верить сейчас нельзя никому. Все обманут и ни гроша не заплатят. А деваться все равно некуда, подработки нужно искать.
- Был бы моложе, грузчиком пошел бы, да не потяну, - чуть успокоившись, с какой-то обреченностью в голосе произнес Лебедь. - Всю жизнь заводу отдал, все здоровье и остался у разбитого корыта.
Олег похлопал его по плечу.
- Крепись, Федя. Ты из старшего поколения, вам тяжелее всего, мы-то, молодежь, как-нибудь пристроимся, даже не представляю, как вам приходится жить.
- Сын у меня чуть моложе тебя. Так же мучится, не знает, как семью обеспечить. Я, понимаешь, внуку обещал, что свожу на аттракционы, думал, рассчитаются за все три месяца и порадую мальчишку, а оно видишь как...
Олег сочувственно кивнул, похлопал его по плечу, посоветовал держаться и, попрощавшись, ушел.
Федор выбрался из заводской кассы на улицу, сел на лавочку и схватился за голову. Обидно было настолько, что хотелось плакать. В том месяце он, как последний забулдыга, был вынужден собирать бутылки, чтобы хоть как-то прокормиться. И все равно в долги лезть пришлось. Этого Федор Христофорович перенести не мог совершенно: не привык жить взаймы. До тех пор, пока не расплатится, чувствовал себя не в своей тарелке. Да и саму просьбу о займе считал унизительной. Понятно, когда попрошайничает калека, но когда деньги клянчит крепкий пятидесяти семи летний мужик - это ни в какие ворота не лезет.
- А делать нечего, просить придется, - произнес он, держась обеими рукмаи за голову.
Домой возвращаться не хотелось - не знал, как будет смотреть жене в глаза, не мог выслушивать ее утешения. Не помогали они. Всему есть предел, даже опускаться вечно невозможно - рано или поздно достигнешь дна. Как жить, не знал. Уже не в первый раз подумывал о самоубийстве. Чиркнуть по горлу бритвой и все закончится. Ни проблем, ни забот, в протест против всего этого осточертевшего, свихнувшегося мира. Расскажут начальнику заводу, так, мол, и так, покончил с собой лучший работник, трудяга, не жалевший сил для общего дела. А тот и имени Федора Христофоровича не вспомнит, но хоть долг по зарплате семье передаст. Хотя с нынешними взглядами людей на жизнь и в этом нельзя было быть уверенным.
Олег всё правильно сказал - верить сейчас нельзя никому.
Посидев еще немного, Федор Хритофорович пошел домой, еле волоча ноги. По дороге он встретил старого знакомого, попросил взаймы. Тот неодобрительно посмотрел на него, но денег все-таки дал. Из-за этого Лебедь снова разозлился и, зайдя в магазин, купил не хлеб и кефир, как собирался, а бутылку водки. Сил не было, горе нужно было утопить.
Добрался до своего подъезда: вокруг грязно, валяется мусор, воняет, стены многоэтажки разрисованы. Вошел внутрь, стал подниматься по ступенькам, любуясь облупленными стенами и обшарпанными дверьми - лифта не было. Добрался домой, открыл дверь, в нос ударило запахом сырости и плесени. Квартире давно требовался ремонт, но Лебедь не мог прокормить себя и жену, что уж говорить обо всём остальном.
- Федя, -улыбчивая жена вышла его встречать. - Ну как на работе?
По кислому выражению лица сразу все поняла.
- Неужели опять не заплатили? - всплеснула руками, но миг одернула себя. - Ты не расстраивайся, в следующем месяце обязательно выплатят.
- Выплатят! - вспылил Лебедь. - Да плевать мне, ухожу с этого завода, хватит. Натерпелся, - он изо всех сил стукнул кулаком по стенке. - А напоследок спалю их чертову конторку вместе с этой кассиршей-нахалкой. Узнают, кто такой Федор Христофорович Лебедь!
- Успокойся, дорогой, - жена перепугалась. - Не говори таких вещей. Посадят же, как же мы без тебя. Вон Сеня сегодня звонил, обещал на выходных Илюшу привести. Погуляешь с внучком, душу отведешь.