Сентябрьское утро.
Рассказ.
У деревянной пристани не было почти никого. Повисла, соединяя тучи с землей, редкая ткань моросящего дождя. Мы стояли у поломанной, наполовину сгнившей изгороди. Запущенный мокрый сад уныло старчески вздыхал, что-то говорил нам о своей обездоленной судьбе. Всюду лезли влажные листья, срывались крупные капли и попадали за шиворот, но было хорошо.
Я не очень любил жизнь и не так доверял людям как она. У нас были разные ценности и разные идеалы. Все это не мешало нам быть вместе. Часто мы говорили о пустяках, думая каждый о своем и это обоим нравилось, - мы не стесняли друг друга.
Не знаю, любил ли я ее?
Иногда мне казалось, что если судьба разведет нас, я полюблю ее в воспоминаниях. Буду страдать мучиться, воскрешать в памяти ее голос, цветы которые дарил ей, этот сырой сад печальные оклики гудков и многое из того, что нельзя пере-дать словами, потому как нет такого языка, который смог бы передать чувства двух людей, безмолвно стоящих и не говорящих друг другу ни слова.
Старик, очевидно рыбак, с бидоном в руках, проходил мимо. По его выражению лица, глаз, я понял, что он завидует нам. В эти секунды, его прежняя радость - улов, никчемная фальшивая плата старости. Он прошел так тихо, внизу под обрывом, как будто шел на носочках. Может, так оно и было, но в эти минуты я не удивлялся этому. Старик прожил на этом свете раза в три больше чем мы. Ему было о чем вспомнить.
Конечно, у него тоже была девушка.
Какая она была? Неважно.
Важно то, что ничего он вернуть ни в силах: ни одного дня, ни одного часа, ни одной секунды. Возможно он бы отдал остаток своей жизни за то, что бы постоять вот так, одну минуту. В сыром мокром саду, со своей девушкой. Постоять молча, ни о чем, не говоря, только слушать, как бьется ее сердце под тонкой твоей рубашкой, видеть, как плавится страх боль нежность в ее зрачках, когда губы ваши трепетно касаются друг друга, дрожат и боятся слиться, так как пропадет очарование.
Я не знаю, любила ли она меня.
Я не спрашивал ее об этом, скорей всего нас это в тот момент меньше всего интересовало. Это было странно, не правда ли!? Очень странно. Старик идущий на носочках, и мокрый сад, и это время, которое мы не чувствовали, по-тому, как его не было, не было совсем. Мы были только вдвоем и все остальное, весь мир, был создан для нас, охранял нашу тишину, наши чувства нас самих.
Река постоянно шуршала песком, ворочала мозолистую гальку и чуть видно покачивала пришвартованные лодки. Бледные унылые тона осени в волшебной полутьме позднего утра давили своей неповторимой тишиной, голубоватым рассеянным светом, острыми запахами рыбы, конопли и машинного масла.
В эти дорогие для меня воспоминания - возможно тогда, или чуть позже - вплелась печальная нить. Глядя на старика, я подумал: "Верно так будет и со мной, потому, что так должно быть. Когда-нибудь и я вот так, или чуть иначе пройду ......пройду мимо зеркала своих воспоминаний. И мое дряхлое сердце захолонет от боли и жалости к себе. Я без сил опущусь на землю и не заплачу .... нет, потому, что мужчины не плачут, но от этого будет еще горше, еще больней.
Один час, тот сырой сад и та девушка, которую я наверно не очень любил. Это, верно, зовется просто - счастье. Счастье!
Остановив время тогда в сыром мокром саду, мы были не силах остановить его совсем.
"Хотите, я расскажу вам о счастье, о времени и даже о старости. Да-да! Обо всем сразу, в нескольких строчках!" С этого стоило начать, но я этим кончаю.
Жадько Г.Г. НСО. г.Чулым. 1981г.
Слепой дождь.
Рассказ
Ты помнишь тот день. Мы не можем забыть его, он был так не похож на все остальные. Он начался не с раннего утра, он начался задолго до того как наступил.
Я купил билеты в кино, товарищ позвал нас на день рождения, твоя мама не хотела отпускать нас, а диктор сказал, что будет дождь. Фильм был интересный, и мы хотели посмотреть его, и друг был, отличный, на все сто, и дата у него была круглая 20 лет. Редко о чем-то просила нас мама, но в этот раз ей ужасно не хотелось оставаться одной. Дикторы тоже иногда говорят правду, с ними это случается. Утро было раннее и свежее. Солнце ослепило нас сразу, как только мы вышли. Оно немножко улыбалось, глядя на нас. Мы не догадывались в чем дело. Оказывается, оно всё знало, и готовило нам сюрприз, но об этом мы узнаем позднее. А теперь мы шли по спящему городу и смотрели в таинственные темные окна высоких домов. Солнце в каждом из них зажигало оранжевые фонари, но люди за стеклами спали и упорно не хотели проснуться. Этот троллейбус был первый и остановился совсем не на остановке, подобрав нас. Он был холодный пустой и влажный после уборки. Голубая краска на его боках блестела, искрилась, и весь он подрагивал от нетерпения, пока мы входили в него. Водитель молодой парень, улыбался, смотрел на нас в зеркало. Он не хрипел в микрофон, что бы мы брали билеты, и мы их не брали. Мы ехали без остановок. Город спал, а желтая заря уже полыхала в полнеба. На Сухом Логу нам попалась старушка с тяжелым ведром. В нем были пионы. Мы взяли ее с собой. Цветов было много, и запах был такой, что кружилась голова. Бабушка подарила нам букетик. Подошла и подарила. У нас были деньги, но она не взяла, а когда мы выходили, то натруженные в трещинках руки ее крестили нас в спину.
Город проснулся, он остался у нас за спиной, солнце палило. Хотелось пить. Пить хотелось очень сильно, а мы ничего не взяли с собой. Цветы завяли. Обидно но, пришлось их предательски бросить в придорожной канаве. Все было ужасно. Где то там у нас за спиной, пустовали два кресла в кино, лежали чистые вилки и ложки на белоснежных салфетках. И наши подарки: открытка, рыжий мохнатый мишка, коробка конфет лежали у нас на столе. Часто вздыхая, твоя мама впрок вязала не нужный летом свитер, а диктор в пятый раз повторял про дождь. Зачем не остались? Погибли цветы.