– Тебе чё, не доходит? – донеслось в ответ.
Двери распахнулись, и конвоир узрел лежащее возле двери тело.
– Вот заебал! – и несколько раз пнув лежащего ногами, вышел из камеры.
Спустя пару минут он вернулся с напарником и стулом, который поставили посреди камеры. Затем они подняли стонущего, усадили на стул и примотали к нему скотчем. Голову тоже замотали скотчем как у мумии, оставив свободным только нос, после чего вышли и закрыли дверь. Примотанный какое-то время сидел и тихо постанывал, потом начал раскачиваться на стуле.
– Когда почки отбиты, сидеть тяжело, лежать полегче, – снова рассудительно заметил сосед. Судя по всему, подобная ситуация на его памяти происходила уже не впервой.
Мы переглянулись, после чего встали, подошли к сидящему и вместе со стулом аккуратно положили его на бок на одну из «кроватей». Вернулись и легли на свои места. Разговор уже не клеился.
Лежать на твердом дверном полотне было крайне неудобно. Я лежал и под глухие стоны страдальца прикидывал варианты развития событий. Тот факт, что ко мне сразу не применили мер физического воздействия, пусть немного, но радовал. Что ж, уже хорошо, потому что, судя по тому парню в углу, могло быть хуже, значительно хуже. Я в камере с местными жителями, по сути – в «обезьяннике» для админзадержанных. Значит, каких-то серьезных обвинений мне пока не выдумали. Сокамерники, кроме одного, не проявляют ко мне никакого интереса. И сосед вроде не похож на «подсадного», хоть и спит на матрасе. Но полностью исключать этот вариант нельзя. Посмотрим, если начнет потихоньку «пробивать» и задавать неоднозначные вопросы – значит, «крот». Но пока по первому впечатлению – простой мужик-работяга. Во всяком случае, опасности никто из них для меня здесь не представляет, тюремных понятий не толкает и конфликты не провоцирует. Даже скорее наоборот, лежат тихо как мыши, изредка ворочаясь – лишь бы только их не трогали. Их логика тоже предельно ясна – хрен знает кто я такой на самом деле, вдруг тоже «засланный казачок».
Мысли понемногу перестроились на философский лад. Интересно, а Луценко, загремев на нары с должности министра внутренних дел, тоже вот так лежал и прикидывал, откуда прилетит подлянка? Или тут несколько разные уровни отсидки?
Вспомнились истории, рассказанные отцом. О прадеде, деде, его родном брате. Такое впечатление, что поставить раком представителей нашего семейства власть всегда считала своим долгом. Жили они в селе, в Винницкой области. Прадед был образованным человеком, имел за плечами Петербургскую академию духовенства и до революции занимал какую-то серьезную должность в местной церковной епархии. После прихода к власти большевиков был «раскулачен» и до Великой Отечественной войны служил батюшкой в сельской церкви. Обучал детишек грамоте в местной школе. В 1942-м был расстрелян немцами прямо в церкви. А церковь сожгли. Прадеда похоронили там же, рядом с пепелищем. Церковь после войны отстроили, уже каменную.
Его сына, дедова родного брата, в 1938-м году большевики обвинили в антисоветской деятельности и, недолго думая, тоже расстреляли. Я читал архивные материалы этого дела. Расстреляли, можно сказать, без суда и следствия.
Дед в 1941-м ушел на фронт, в 42-м был ранен, попал в плен. Полгода пробыл в плену, после освобождения еще столько же – в концентрационном лагере, уже советском. Пока окончательно не убедились, что он не завербованный фашистский шпион. Ну как же – сын попа, брат предателя. Пофиг, что воевал. Вернулся домой дед физически и морально сломленным, после чего долго не прожил.
Вот и получается, что кого не убили коммунисты – убили фашисты. Не угробили фашисты – добили коммунисты. Людям у власти, судя по всему, всегда было плевать на простого человека как на личность. Главное, чтобы было кому умирать. За царя! За Ленина! За партию! За революцію гідності! За народную республику! Один век сменяет другой, меняются лозунги, меняются придумывающие их политики. А скандирующий эти лозунги народ, вознося на пьедестал очередного «избранника», как был, так и остается расходным материалом в политических играх. А кто не согласен с таким раскладом – объявляются предателями и тоже пускаются в расход.
Аналогии с происходящим сейчас в стране сами лезли в голову. И с этими мыслями я таки провалился в сон. Сколько проспал – не знаю. Проснулся от движения в камере. Сосед стоял над связанным пленником, который звуков уже не издавал. Попробовав пульс, он кратко резюмировал:
– Отмучился!
И подойдя к двери, постучал со словами:
– Помер человек. Заберите.
Двери открылись, зашли конвоиры, ножом срезали скотч и за ноги выволокли труп из камеры. За годы дежурств в опергруппе я повидал много трупов людей, умерщвлённых самыми разными способами. Так что видом жмурика меня не удивить. Но ещё никогда убийство не происходило на моих глазах. Только теперь я и убийцы поменялись местами. Я – заключенный, они – власть. И ничего с этим не поделаешь.