— Он что, пьяный? — спросил я у центуриона.
— Он был моим подчиненным, — с вызовом ответил сотник. — Я дал ему выпить настойки лауданума. А что, ты хотел бы, чтобы он участвовал в этой комедии в полном сознании?! Так сказать, прочувствовал все оттенки?!
Я чуть не отшатнулся — столько злости было в голосе сотника. Но сдержался.
— Я хотел бы, чтобы он сдох еще там, вместе со своими подчиненными. В идеале — пустил себе пулю в лоб, не заставляя меня марать руки. А теперь… Мне плевать. Хорошо, что он не осознает происходящее, но менее отвратительной эта, как ты говоришь, комедия не станет.
— О да, я смотрю, ты любишь решать проблемы радикальным образом, — хмыкнул сотник. — Смотри, как бы не пришлось как-нибудь занять его место.
— Скорее всего, меня это и ждет, — пожимаю я плечами. — И уж поверь, если придется, лауданумом спасаться не стану.
— Ну-ну, — хмыкнул центурион. — Надеюсь, мне не придется напоминать тебе о твоей браваде.
Я не злился на Северина, потому что отлично понимал, как ему горько и тошно. Драго не был мне приятелем, я его вообще не знал, но мои чувства были ничуть не лучше. Трибунал готовился с размахом, все выглядело торжественно и пафосно, и оттого еще более мерзко. И особенно мерзко было сознавать, что это мои усилия привели к такому исходу.
Еще минут пятнадцать ждали опаздывающих, а потом старик поднялся и хорошо поставленным голосом объяснил зрителям, по какой причине здесь все собрались в такую рань. Дальше потянулась процедура суда. Прокурор — незнакомый мне мужчина с наметившимся брюшком зачитал по бумажке обвинения. Заслушали свидетелей. Кроме меня свою версию событий рассказал какой-то житель окрестных домов, который, как оказалось, внимательно наблюдал за происходящим еще до того, как к почтамту подъехали мы, и самих жертв. Углубляться в детали никому не потребовалось — наоборот, едва кто-то начинал делиться слишком незначительными подробностями, Рубио его останавливал. Тем не менее, исходя из показаний всех свидетелей картина вышла яснее некуда. Предоставили слово защитнику, который промямлил что-то про «оказать снисхождение и быть милосердными». Рубио благосклонно покивал и поднялся из-за стола.
— Суду все ясно. Деяния, в которых обвиняют лейтенанта Драго считаю полностью подтвердившимися. Необходимости в дополнительном расследовании не вижу и готов огласить свой вердикт. Лейтенант Драго приговаривается к лишению звания, изгнанию из рядов республиканской армии Ишпаны и лишению гражданства. Плебей Драго приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно. Исполнять!
Нетрудно догадаться, что к такому решению подготовились заранее. Расстрельная команда из десяти человек, — я, кажется, даже узнал пару знакомых лиц, — быстро и без суеты отвели преступника с помоста, поставили к стене магистрата. На глаза повязали повязку — Драго не сопротивлялся и вообще, видимо, не очень осознавал происходящее. Короткая команда — солдаты вскинули винтовки. Взмах рукой, слитный вздох толпы. Залп. Расстрелянный падает на брусчатку. Командир подходит к телу и проводит контроль из револьвера. Тело накрывают простыней и уносят.
Дождавшись, когда волнение среди наблюдавших поуляжется, и взгляды вновь обратятся на помост, Рубио снова заговорил:
— Лейтенант Диего, когда увидел непотребство, сказал, что мы — не бандиты. Я могу только еще раз подтвердить его слова. И если кто-то из наших солдат об этом забудет, он перестанет быть нашим соратником и превратится во врага. А враги от нас могут получить только одно — пулю. Помните об этом.
Вот так, нежданно-негаданно, я получил звание лейтенанта.
Глава 6
Припев старинной песенки удивительно хорошо подходил под создавшуюся ситуацию и к тому же совсем просто перевелся на современную латынь. Можно сказать, сам на язык прыгнул. Ну, а я сопротивляться не стал, и плевать что народ косится. Иногда нужно позволять себе расслабляться.