— Ну, Кера, тебе жертва, — криво ухмыльнулся я и закрутил ручку картечницы. Было бы наивно надеяться, что пострадает только чистый. Пулемет — это ведь не снайперская винтовка, он как раз и разработан против большого скопления людей. Однако первые пули летели прямо в чистого брата — я это чувствовал. Свет вильнул и погас — чистый брат сориентировался мгновенно, перенаправив заемную силу с атаки на защиту… Не поможет, точно не поможет. Я не видел — слишком далеко, но чувствовал: скоро барьер будет продавлен. Священник, конечно, чувствовал это еще лучше. И он нашел способ защититься.
На таком расстоянии, да еще и на ходу, далеко не все пули летят именно в священника. Достается и тем, кто находится возле помоста — если бы помост не возвышался над толпой, было бы намного хуже. Барьер готов был истощиться, когда чистый брат Перес шагнул с помоста, спрыгнул, и оказался скрыт телами людей. Каюсь, рука замерла. Я перестал стрелять, дико надеясь, что теперь нам хватит времени убраться. Напрасно — уже через две секунды прямо из толпы луч ударил снова. А я опять закрутил ручку.
Тяжелая пуля.30 калибра не слишком теряет в скорости, прошивая человека. Если люди стоят плотно, она останавливается только в третьей, или даже четвертой жертве. Чистый брат Перес поневоле облегчает мне работу — он бьет своей магией прямо из центра толпы, и люди расходятся в стороны, почувствовав ожог. Недалеко, потому что луч не расширяется. А вот у пулемета разлет на таком расстоянии уже вполне внушительный. «Любопытно, скольких гражданских я сегодня прикончу», — отстраненно думаю я, вращая ручку. Стараюсь бить как можно ровнее, но это самоуспокоение — я все равно уже запятнал себя убийством невинных гражданских. Световой штырь погас, когда я уже и не надеялся, что нам удастся убраться. К этому времени до спасительного перекрестка оставалось какие-то десятки футов, задний борт локомобиля был изъеден так, будто пролежал в морской воде несколько лет, только металл и дерево в местах среза были не ржавыми и гнилыми, сверкали чистотой. Нас чуть перекосило — одно из задних колес все-таки полностью разрушилось. Саму картечницу спас только густой пороховой дым — иначе, боюсь, нас заткнули бы гораздо раньше.
Устало усевшись на пол грузовика, я принялся подсчитывать время, в течение которого работал пулемет. Сам не понимаю, зачем — это было что-то сродни ковырянию в ране. Итак, пока я стрелял, локомобиль проехал около тысячи футов. При скорости тридцать миль в час, это примерно двадцать — двадцать пять секунд… с ума сойти, мне показалось гораздо дольше. И дальше все просто. Темп стрельбы пулемета — девятьсот выстрелов в минуту. Три сотни пуль, и каждая взяла свою жертву. Да не одну. Ради одной сволочи я прикончил минимум полтысячи человек. Они защищали своего мессию, никто не разбегался — наоборот, старались прикрыть своими телами. Это знание не отозвалось в голове никакими чувствами. Я просто отметил для себя этот факт — вот, получается, я готов и на такое. Любопытно только, я уже худшее зло, чем чистые, или пока нет?