«Так тебе, братец, и надо. Но лучше бы ты умер».
Леншерр сначала подумал, что ему показалось, но… Навряд ли такое могло быть. Поэтому он всё так же, как и раньше, играл на публику и для родителей, делая вид, что всё в порядке, и роковых слов в свой адрес не слышал. Магда и Эрик часто навещали его, иногда приходили вместе с Вандой, ещё реже – с Анной; думали, что Пьетро тут скучно, но, нет, мутанту было здесь хорошо – по крайней мере, никто не кормил его ложью и медовыми обещаниями, которые невозможно выполнить. А когда родственники не могли вырваться к нему с работы, Леншерр наблюдал за тем, как Роберта, на теле которого блестели небольшие кристаллические наросты, навещали жена и дочь. Маленькая Изабелла постоянно тянулась к папе, обнимала, постоянно спрашивая, когда тот вернётся домой. А Роберт лишь улыбался, целуя девочку, обещал, что через неделю-другую его выпишут, и он повезёт семью кататься за город, на что его смуглая супруга, вся в коже, словно рок-звезда, качала головой и нравоучительно сообщала, что её мистер Сонтаг ближайшие несколько лет может позабыть о том, что вообще сядет за руль. Роберт лишь смеялся, прижимая к себе дочь и жену. Пьетро, лёжа на соседней койке, наблюдал за семейством. Именно в такие моменты ему самому хотелось, чтобы прямо сейчас его навестили родители. Но дверь так и оставалось закрытой, и открывалась только тогда, когда заканчивались приемные часы. И Леншерр, наблюдая, как Филиппа уводит погрустневшую Изабеллу из палаты, лишь вздыхал и переворачивался набок, представляя себя на месте Роберта. И почему-то ему казалось, что такого в жизни бывшего спидстера уже никогда не будет, поэтому он, с силой отгоняя от себя пессимистичные мысли, до боли жмурился и пытался заснуть.
И снились ему в основном только кошмары.
Как же Пьетро хотелось, чтобы у него всё было именно так: своя семья, которая также будет навещать его и сильно ждать дома. Родители – вполне альтернатива на данный период жизни, но… Увы, это совершенно не то. Хотелось именно своей семьи… Кто же полюбит инвалида-урода? Кому нужен человек, который ничего не может делать самостоятельно? Совершенно никому. И от этих мыслей Леншерру становилось всё грустнее, а в сердце появлялась дыра одиночества, которую, наверно, уже никогда не заштопать со временем.
Инвалидность – это очень страшно.
Остаться из-за неё на всю жизнь в одиночестве – ещё страшнее.
Через пару дней Сонтага всё-таки выписали, и мутант, которого за необычную кожу прозвали Призмом, решил не терять связи с Пьетро, от того и оставил ему визитку со своим номером телефона. Хороший всё-таки парень, этот Роб… Леншерр был рад знакомству с ним, но теперь он лежал в палате вместе с Каллаганом, к которому так никто и не пришёл за все те дни его больничного. Это уже потом телепат рассказал, что в его семье у всех натянутые отношения: его мать – Рейчел Каллаган – умерла от пневмонии, когда Мэтту было пять лет, а его сестре Николь – три года. И это стало для маленького мальчика переломным моментом, потому что родной отец – Стивен – забыл о существовании сына, сосредоточившись на воспитании дочери. Мэтт рассказывал Пьетро, как ему с каждым разом было больно видеть, как отец возился с Николь, покупал ей игрушки, целовал перед сном и читал сказки, а ему доставались либо побои, либо ничего. Со временем Каллаган привык к этому и всё равно старался защищать сестру до последнего момента, пока не случилось то, что случилось. Мэтт не порвал с ними связи, но и звонить первым не решался – потому что на предыдущие попытки получал лишь длительные гудки или однотипные сообщения оператора, повествующие, что абонент находится вне зоны действия сети или номера вообще не существует. Пьетро слушал Каллагана внимательно, перенося его рассказы на реальность своей семьи; несмотря на многие недомолвки, у Леншерров были вполне нормальные отношения: Магда и Эрик делали для своих детей всё, что было в их силах, стараясь дать каждому нормальное будущее; Ванда, хоть не социально адаптирована, была милой и общительной девушкой, а Анна… Тут всё сложнее, намного сложнее - она почти как Николь, только мозгов побольше, и они не забиты типичной девичьей ерундой. Слишком она умная, хитрая и расчётливая сука. Пьетро не ненавидел сестру, но и не понимал, почему и чем заслужил к себе такое отношение с её стороны. Если ей так легче выживать в этом мире, то пусть: Леншерр подыграет ей, но только в том случае, когда рядом будут мельтешить родители и Ванда. В остальных случаях – хватит. Терпению иногда приходит конец.
Пьетро, глядя на Мэтта, лежащего на кровати и смотрящего в потолок, надеялся, что его семья всё-таки одумается и навестит его, но… ни отец, ни сестра так к нему и не пришли. Зато к ним в палату постоянно забегала девушка; часто приносила сладости, иногда засиживалась поболтать, и рядом с ней Каллаган буквально оживал. Чуть позже Пьетро, все ещё находясь на лечении после сложной операции, ближе познакомился с Улиссой Эссекс – внучкой главного врача и основателя этой больницы. Рыжая будто была сплошным источником позитива; Мэтт иногда шутил, что она похожа на солнце или апельсин; что тут говорить, помимо яркой причёски, её глаза - красновато-карие -
напоминали вишни в шоколаде, а на лбу красовалось необычное украшение – рубиновые ромбики странно переливались под светом ламп больничной палаты. Гостья всегда была приветливой даже с Леншерром, однако компания Мэттью ей нравилась куда больше. Когда Леншерр-младший и Каллаган через пару недель выписались из больницы, то парень совершенно не удивился, узнав, что Мэтт начал встречаться с мисс Эссекс. Пьетро был рад за телепата, но ещё больше рад тому, что тот не забыл бывшего спидстера.
Именно из-за мисс Эссекс пластина на глазу у Мэтта переливалась гранатовыми оттенками.
И сейчас они оба отдыхали в центральном парке «Золотые ворота», сидели под кронами старого ясеня, дожидаясь Улиссу, которая должна была уже вот-вот приехать к ним – сегодня у неё были занятия в школе искусств – так, бзики её дедушки, который считал, что у внучки должно быть достойное образование, да и она сама не была против – всё ведь для неё и делалось. Пьетро никогда не слышал, как она играла на фортепьяно, но, судя по тем видеозаписям, которые ему демонстрировал Мэттью на своём смартфоне, мутант очень хотел послушать её выступления вживую – ее пальцы порхали по клавишам, сливаясь с музыкой. Казалось, что всё это – фокусы мутации, но нет: её способности были совсем иного типа – на костяшках под кожей скрывались маленькие крючкообразные когти, которые она могла в любой момент выпустить, а потом опять спрятать под кожей. Удобно. Пьетро был уверен в том, что когда-то подобное видел, но вот вспомнить так и не смог. Повезло же с ней Каллагану: когда близкие отвернулись от него, в его жизни появилась та, которая подарила ему новую семью, такую необходимую, такую долгожданную. Пьетро был рад за них, но, каждый раз наблюдая за влюблённой парой, ему становилось отчего-то грустно и как-то не по себе: он чувствовал себя лишним, белой вороной, у которого… у которого есть семья и одновременно её нет. Мутант шумно выдохнул, отворачиваясь от Каллагана, и телепат успел поймать поток его мыслей.