Повинуясь его тихой просьбе, Маклер в сопровождении сомелье удалилась в складское помещение. Следом за ней на испуганные вопли своего господина двинулся Харата.
Когда он проходил мимо Моргравии, та придержала его за руку.
— Отказываешься от боя?
Харата попытался спрятать испуг под маской презрения.
— Не будет никакого боя, — негромко произнес он и попытался пройти дальше, но она его не отпускала.
— Тогда тебе не понадобятся две пушки.
Он опустил взгляд на закинутый за плечо дробовик, ствол которого торчал сбоку, и без особого сопротивления отдал оружие.
— Забирай.
Она так и сделала, после чего отпустила его. Харата попятился прочь и скрылся в темноте вместе со своим господином.
— Я уже чувствую себя в большей безопасности, — заметил Перегонщик, и Моргравия скривилась.
Оставались только бармен и певица в черном, а также пара куртизанок и Перегонщик.
— Ее можно перенести? — указала Моргравия на певицу.
— Яна, моя жена… — проговорил бармен.
— Ее можно перенести?
Он покачал головой.
— Нога. Она ранена.
— Я останусь, — сказала одна из куртизанок. Моргравия заметила, что вторая неотрывно смотрит в темноту, и поняла, что та в шоке.
— Тогда не высовывайтесь и надейтесь, что они бросятся на нас.
Клетка снова прогнулась. Она тряслась, дергаясь туда-сюда, скрипя и перекашиваясь — тонкий металлический барьер между жизнью и кое-чем похуже смерти.
— Не знаю, как ты, — сказала она Перегонщику, — но я лучше умру стоя.
— Я бы предпочел вообще не умирать, — отозвался тот, — но раз уж этого нет в меню…
Бармен тоже встал. Он достал из потайной ниши или еще откуда–то увесистого вида булаву. Она выглядела служебной.
— Шокерная палица, — произнесла Моргравия, когда они втроем заняли свою позицию, стоя почти плечом к плечу и глядя, где клетка не выдержит раньше. — Ты был законником?
— Барак, — сказал бармен. — Я бывший надзиратель, — он кивнул на дробовик. — Это тоже с тех времен.
Моргравия печально улыбнулась ему.
— Да здравствует «Лекс».
Барак стукнул себя кулаком в грудь, отдавая старинный салют. Активированная шокерная палица вспыхнула, распространяя приглушенное свечение.
Перегонщик посмотрел на свой тычковый кинжал.
— Не стану отрицать, происходящее сейчас кажется мне серьезно неадекватным.
— Не бойся… — отозвалась Моргравия, глядя на орду толкающихся и тянущих руки бледных, — Император защищает.
Цветастое ругательство Перегонщика потонуло в шуме от прогибающейся и ломающейся клетки, и внутрь посыпалась мешанина тел.
Громко, как выстрел артиллерии, грохнул дробовик. Он дернулся у Моргравии в руках, отдача будто кулаком ударила в плечо. Из дула полыхнуло пламя, яркое, словно магниевая вспышка. Лица и тела разлетелись на части, превратившись в дымку и требуху. Что–то загорелось — волосы одного из бледных вспыхнули, он поджаривался в собственной мерзкой шкуре. Запах озона и жар усилились, когда Барак поджег еще одного. Его палица стояла на максимальном уровне разряда. Это был практически пылающий факел.
В промежутках между громовыми выстрелами дробовика Моргравия видела Перегонщика. Тот дрался за стеной тел, убивая с яростью гладиатора. Его лицо представляло собой кровавую маску.
Недостаточно, подумалось Моргравии. Бледные все прибывали, им не было конца. Недостаточно, ведь дробовик дослал в патронник последний заряд. Врукопашную их быстро сомнут. Чувства замедлились, финальные секунды растягивались, словно время размазалось по плоскости бытия. Звуки исказились, утратив отчетливость. Она почувствовала привкус крови и резкий запах фотохимии из какого–то другого места. Красный сон явился вновь, не заботясь о том, как неуместен сейчас. Колющая иголками боль взяла свое, и Моргравия упала, глядя между стропил, откуда спускалась паукообразная фигура, сверкающая серебряными клыками и изготовившаяся для убийства…
А затем сон овладел ей.
горячие клинки отделяют счищают препарируют органы свалены на столе щелканье стрекот инструменты опускаются кости подаются трещат ломаются вонь гари сращивание слияние сделана и разобрана металл и стержни и сухожилия и мышцы кожа горит холодно темно тепло светло пульсация машины гудение чириканье длинный звонок тянется как будто вечно стихает стихает бесконечно неразрывная петля два красных солнца нависают красное красное красное
Ее вернул назад проблеск серебра. Бар частично обрушился, решетку сорвали, и она уставилась во мрак сквозь ущелье из расколотой древесины. То, что она заметила, оказалось мечом. Его держала тень, тьма на фоне света. К первому присоединился второй. Два длинных изогнутых клинка, вылетающие с быстротой змеи, работающие в паре, косящие и пожинающие урожай. Они отсекали кисти и скальпы, отделяли ноги от тел. Пронзали, рубили и разрезали.