— Пока мы стоим, кто–то должен сторожить, — сказал он.
Моргравия согласилась и бросила ему дробовик, который он с легкостью поймал и направился к передней части грузовика. Она услышала, как он присвистнул, осматривая мясорубку.
До нее донесся низкий гул невидимых двигателей, похожий на приглушенный шум челнока или ударного катера, однако, посмотрев в ночное небо, она не увидела ничего необычного. Только дым и темнота.
— Слышите это? — спросила она, не обращаясь ни к кому конкретно.
А затем ближе к земле что–то переместилось. Моргравия краем глаза заметила мимолетное движение и повернула голову, чтобы отследить его. Ничего.
— Поехали, Барак, — сказала она в вокс-приемник. Небо все так же выглядело пустым.
— Ее намотало на ведущий мост, — отозвался тот, выйдя из кабины, чтобы взглянуть самостоятельно. — Трон милостивый…
Моргравия подошла к краю трейлера и перегнулась через него, остро чувствуя, что Маклер молча наблюдает за ней. Та приняла сидячее положение, все так же оставаясь возле сомелье. В поле зрения вошел Перегонщик, появившийся из–за передней части грузовика.
— Там месиво. Волокна мяса, треснувшие кости. Волосы.
Моргравия нахмурилась.
— Барак, поехали сейчас же. Копаться на открытом месте — это очень плохая идея.
Она еще не слышала ни Фаркума, ни Харату, и предположила, что жирному торговцу нечего сказать по поводу ужасной смерти своей рабыни.
— Я что–то вижу… — раздался голос Перегонщика, медленно двигавшегося вокруг «Мула», держа наготове дробовик.
Моргравия проследила за его взглядом, на миг пожалев, что отдала оружие.
Из темноты донесся тихий звон, будто металл ударился о металл. За ним последовал скрежет — такой же металлический, как и первый звук, словно это мясник точил свои ножи.
Еще один звон прозвучал с севера, повторив тот же мотив. Затем с юга, востока и запада.
Звяк, скрип. Звяк, скрип.
Перегонщик отошел подальше, водя дулом по сторонам света. Все это время металлический рефрен нарастал.
Пнув заднюю рампу трейлера так, что та упала на землю, Моргравия позвала его:
— Вернись, сейчас же.
Перегонщик обернулся, уже собираясь сказать что–то выразительное, но передумал, когда увидел лицо Моргравии. Закинув дробовик на ремень, он поспешил обратно к прицепу и быстро забрался на борт, подтянувшись за руку инквизитора, а затем помог поднять рампу.
Двигатель резко набрал обороты, издав пронзительный визг, от которого у них заныли зубы. Правое переднее колесо завертелось, и грузовик крутанулся полукругом, свернув с нужного направления из–за застрявшего левого колеса.
В сумраке вспыхнули водянисто-красные лампы — далекие, но обретающие отчетливость.
Звяк, скрип. Звяк, скрип.
Будто настоящий хор исполнял песню мясника. Красные лампы множились, складываясь в алое созвездие.
— Давайте трогаться, — поторопила Моргравия в вокс.
Двигатель завизжал в ответ. Грузовик поворачивался — задние колеса толкали его вокруг оси застрявшего ведущего моста. Они уже почти развернулись туда, откуда прибыли.
— Барак…
— Я охренеть как пытаюсь…
Кольцо красных ламп приближалось. Теперь они выглядели как горячие угли, их не искажала дистанция или тягучий дым, которым все еще была окутана округа. Петля затягивалась, и у нее были острые разделочные клинки.
Звяк, скрип. Звяк, скрип.
Перегонщик, у которого так и остался дробовик, описал оружием полный круг, отслеживая звуки.
Моргравия вытащила нож и обернулась к остальным в трейлере. Ее взгляд упал на Маклера и, в особенности, на сомелье.
— Вы готовы к бою?
Сомелье, уже стоящий на ногах, едва заметно согласно кивнул, и Моргравия готова была поклясться, что видела, как его руки напряглись в складках одеяния. Ей показалось, что внутри скрыто оружие, которым сомелье хорошо владел. Даже писец Аркиль после беседы с Перегонщиком раздобыл монтировку и сжимал ее обеими трясущимися руками.
— Харата, — прорычала Моргравия в вокс, — тащи свою жалкую тушу к остальным, или едва не обмочившийся писец и то храбрее тебя?
На мгновение последовала пауза, пока находившиеся в трейлере смотрели по сторонам и на горящие красные лампы. Моргравия прищурилась — начала вырисовываться какая–то фигура. Металлическая, с тонкими конечностями, вместо рук клинки. От этого зрелища у нее внутри что–то шевельнулось: не просто страх, а еще и смутное воспоминание, сгустившееся и тут же рассеявшееся, словно завиток дыма на ветру. Она ощутила, как зудят ее шрамы. Медленное и мучительное распарывание плоти, физическое надругательство над телом.