Флешеттный пистолет щелкнул, опустев. Харата похлопал по своему комбинезону, но больше зарядов у него не было, поэтому он выбросил бесценное оружие и сосредоточился на передвижении.
Он сильно хромал, лицо покрылось бусинками пота, от которого стало липким тело под комбинезоном. Харата почувствовал, как к нему возвращается страх. Он слышал их неподалеку, они шаркали, принюхивались, рычали. По рельсу с треском пронесся разряд энергии, и в туннеле послышался грохот. Маглевы автоматически ходили по графику. Мимо промчался очередной вагон, шумный и яркий. В резком свете снова возникли бледные. Гораздо больше. Они с криками приближались по туннелю, появляясь из ниш и закоулков — изголодавшиеся и доведенные до предела.
Харата заторопился, но сломанная нога тормозила его, словно якорь. Впереди замерцал свет — должно быть, станция. Он прибавил ходу, силясь достичь света, достичь спасения. Сердце колотилось, дыхание срывалось. А потом костыль подломился под ним, и он упал. Вспыхнула раскаленная добела боль, опалившая каждое нервное окончание. До него донесся запах гнили и сырости, и он понял, что они близко. Слишком близко.
Он ощутил электрическую вибрацию рельса. Тот был на расстоянии вытянутой руки.
Харата знал, что люди вроде него умирают одним из двух способов. Либо их убивают при исполнении работы, либо же они в конце концов осознают свое моральное падение и пускают пулю в лоб, чтобы уйти от ненависти к самому себе. Во второй вариант он не верил, считая, что это путь трусов. У таких социопатов, как он, нет морали. У него была лишь его мантра.
Выживи или умри.
Тухлое дыхание обдало ухо и защипало ноздри.
Харата сделал свой выбор. Он протянул руку и схватился за рельс.
Глава XXIII
Спрятанное в теле
«Мул» двигался на север. Пассажиры хранили похоронное молчание, а повторяющееся дребезжание металла грузовика как будто оплакивало их горе. Здание участка превратилось в лишенную света высокую тень на заднем плане. Они были рады покинуть его проклятые стены. В нескольких милях впереди пролегала граница, от которой было еще несколько миль до ворот в верхний улей. Моргравия наблюдала, как Меагр вновь погружается в сон, словно все ужасы отошли зализать раны. Возможно, впрочем, те просто затихли и ждали. На краю обзора все еще бродили сгорбленные фигуры, слишком далеки и слишком медленные, чтобы о них волноваться. Меагр никогда не был богатым местом, но теперь он принадлежал бледным.
За рулем сидел Перегонщик. С момента выезда из участка он отмалчивался, что было для него нетипично. Барак, из–за ран получивший возможность передохнуть, урывками спал сзади, положив голову Яне на плечо. Рядом, с достоинством отстранившись, сидела Маклер, вглядывавшаяся в тени за окном, где проносились неровные силуэты костяков поселения. Она держалась за запястье своей изуродованной руки, как будто сам факт такого пожатия мог смягчить боль от сплавившихся пальцев.
— Этот кошмар… — проговорила Маклер. Ее голос сзади звучал чуть громче шепота.
Яна шевельнулась, но Барак продолжал спать.
— Он поглотит это место. Я чувствую в воздухе… страх. Он сведет нас всех с ума. Быть может, уже свел.
Яна наклонилась к Маклеру и успокаивающе положила ей руку на плечо.
— Имей надежду. Мы живы. Если сможем добраться до границы, то…
— Это неважно, — произнесла Маклер и повернулась к переднему ряду. — Вот она знает.
Моргравия подняла глаза, но не ответила. Ее кожу покалывало, словно в качестве реакции на сильный жар, однако в кабине было холодно. На лице проступили капли пота, и она смахнула их рукой в перчатке.
— Она знает, что будет дальше, — продолжила Маклер, — если это не прекратится. Они все сожгут. Такие, как она. Чтобы спасти тело, отсеки конечность. Разве не так? Очищающее пламя? Никто не пройдет через ворота живым. Они этого попросту не допустят.
Исходившая от нее горечь была так же физически ощутима, как и жар, пощипывавший горящую кожу Моргравии. Инквизитором начало овладевать ощущение вторжения, как будто в тело вгрызались насекомые. Она сдерживала себя лишь усилием воли. Сердце застучало в груди, ее накрыло приступом диспноэ. Горло сжалось, каждый нерв саднило и жгло. В глазу вспыхнула боль, словно в радужку вогнали горячую иголку. Ее воля не выдержала, будто дамба, капитулирующая перед яростью бушующего потока. Она сдалась вместе с ней.