— Помолимся, сын мой! Обратись к Господу Богу за помощью, да не откажет он тебе в своём милосердии!
Я стал на колени и принялся молиться. Только теперь я не делал вид, что молюсь, а действительно просил Господа Бога смилостивиться надо мной и отправить меня в моё время. Спустя некоторое время выпитое вино с такой силой ударило мне в голову, что я не помнил, ни как расстался со священником, ни как заснул.
Проснувшись, снова стал самим собой, если, конечно, в моей ситуации может подойти такое выражение.
…Каждое утро я открывал глаза с надеждой. Но тут же обнаруживал, что начался ещё один день моей жизни в Средневековье. Свою тоску по двадцать первому веку я делил между вином и церковью. Нет, я не начал верить. Просто после того, как отец увидел своего сына в «новом ненормальном состоянии», он приказал моему телохранителю не отходить от меня ни на шаг. В большей или меньшей степени приказ владельца замка касался всех обитателей: следить, а если заметят что-нибудь странное в моём поведении — немедленно докладывать! Поэтому теперь, как я ни хотел, меня не оставляли в одиночестве ни на минуту. Как-то, на четвёртый день своего пребывания в образе Томаса Фовершэма, я зашёл в церквушку отца Бенедикта. С распятия, из-под копоти, на меня смотрело лицо Сына Божьего. Пахло ладаном и миррой. Меня окутала тишина. Потом скрипнула тяжёлая дверь, и мимо меня тихонько, серенькой мышкой, прошмыгнул отец Бенедикт. Зажёг свечи перед распятием Христа, опустился на колени рядом со мной и стал молиться. Горячо. Истово. Молился за меня. Затем священник встал и ушёл. И я остался один.
Глядя на теплящиеся огоньки свечей, я не раз пытался понять, что мне делать и как жить в этом диком и жестоком мире. К тому же следовало помнить о вспышках ярости. Полученная мною в наследство, готовая вырваться в любой момент, она могла подвести меня. Как её избежать, я понятия не имел. К тому же незнание местной жизни автоматически делало меня каким-то придурком среди людей, которых я, в свою очередь, считал невежественными и тупыми дикарями.
Единственный плюс в моём положении состоял в том, что мне повезло оказаться в теле Томаса Фовершэма, эсквайра и сына рыцаря, а дальше шли одни минусы. Несмотря на храбрость, проявленную в войне против Франции, сэр Джон, кроме увечий и ран, не получил ни земель, ни денег, а честь и гордость не позволили ему просить их у короля. Именно поэтому владения отца Томаса ограничивались замком и земельными угодьями на расстоянии двух километров от его стен, полученными родоначальником их рода от Генриха II Плантагенета, куда также входили две деревеньки. Только благодаря плодородию этой земли — реке, полной рыбы и раков, густому лесу, не оскудевающему орехами, ягодами, грибами и зверем, — меню господина барона имело некоторое разнообразие. В противном случае есть ему одну свинину с чёрным хлебом. Из случайно услышанного разговора прислуги я узнал, что кроме золотой рыцарской цепи на груди барона и золотого кубка, украшенного драгоценными камнями, полученного им на одном из турниров, из дорогих вещей в замке было ещё полтора десятка столовых приборов из серебра, которые составляли часть наследства моей «матери». И всё. Сундуки, предназначенные для денег, были пусты.
Будучи рыцарем не только по крови, но и по духу, Джон Фовершэм презрел «женитьбу на деньгах» и выбрал девушку, которую любил. Она стала ему верной женой, одарив любовью и нежностью, но никак не богатством. Из-за этого он сейчас балансировал на краю бедности, а я как его сын и наследник ничего не имел, кроме боевого коня, взятого в качестве трофея в бою, и старых доспехов. Впрочем, на данный момент всё это мне было без надобности, так как по меркам этого времени воин из меня был, что пуля из дерьма. Я даже не представлял, как надо на лошади сидеть. Собака на заборе — очень верное определение для меня в качестве наездника.
Правда, мой телохранитель, недолго думая, решил искоренить мои недостатки в военном деле, причём довольно оригинальным способом. Утром пятого дня он явился ко мне в комнату с двумя мечами. Только я сел на кровати и начал ворчать на тему: «Чего притащился спозаранку?» — как в меня полетел меч. Рука ловко, на автомате, вцепилась в рукоять. Вскочив на ноги, я вдруг почувствовал себя человеком, который некогда потерял нечто ценное, а теперь снова нашёл. Захлестнувшее меня чувство уверенности и непобедимости оказалось таким сильным, что я был готов сразиться с целым миром. Не знаю, что телохранитель смог прочитать на моём лице, но то, что он с поспешностью, абсолютно не свойственной ему, помог мне одеться, говорило о многом. Потом он буквально потащил меня во двор, однако, уже спускаясь по лестнице, я ощутил, как неистовость средневекового воина уходит, уступая место здравому смыслу парня из двадцать первого века.