Добравшись, наконец, до дома, Гибби увидел, что вода, должно быть, отыскала себе новое русло сразу после того, как они ушли, потому что сам дом почти не пострадал. Веником Гибби вымел с пола накопившиеся лужицы и потом вытащил из угла несколько кусков торфа посуше. Серная спичка загорелась с первой попытки. Гибби развёл в очаге большой огонь и сварил себе котелок водянистого овсяного супа, который не только готовится легче всего другого, но и прекрасно утолит голод любого молодого человека с крепким пищеварением.
Заморив червячка, Гибби уселся в подсохшее отцовское кресло отдохнуть, незаметно для себя заснул и спал около часа. Проснувшись, он снял с каменной полки Новый Завет и начал читать. Последнее время он пытался читать то одно Послание, то другое, но никак не мог извлечь из них никакой пользы, потому что ничего не понимал, и посему решил было совсем оставить эти попытки. Но однажды ему в глаза бросились несколько слов апостола Иоанна, которые тут же завладели его вниманием. К своей великой радости он обнаружил, что Первое послание Иоанна, как и его Евангелие, вовсе не было для него книгой за семью печатями. Вот и сейчас он открыл его на третьей главе и читал до тех пор, пока не добрался до слов: «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев».
«Откуда он это узнал?» — подумал Гибби. Джанет научила его искать в писаниях апостолов то, что передал им Сам Господь. Гибби долго думал и наконец вспомнил: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас».
«А я что же? — подумал Гибби. — Сижу себе сложа руки возле огня, в тепле и сытости, читаю Библию, а весь мир вокруг Глашгара тонет в воде! Конечно, жизнь свою за их души я положить не могу, но, может быть, удастся хоть что — то для них сберечь — ну там, курицу или телёнка. Я тоже должен исполнять дела Пославшего меня. Ведь Он же спасает всех человеков!»
Библия вновь оказалась на полке, и в следующее мгновение Гибби уже выскочил за дверь. Он не знал, что ему предстоит делать. Он знал только одно: надо спуститься с горы, чтобы быть под рукой, когда понадобится его помощь. А спуститься лучше до того, как наступят сумерки. Надо идти туда, где люди. Пока он спускался, сердце его пело от счастья, как будто ему уже удалось избавить какого — нибудь несчастного от гибели. Он бежал вниз по горе, распевая и пританцовывая. Если обыкновенная схватка с бурей приносила его душе столько веселья и радости, с каким восторгом он вступит в смертельное сражение со стихией ради любви к людям! Сама мысль об этом наполняла его сердце небесным ликованием, и он был счастлив, как настоящий влюблённый. Первыми он вспомнил своих ближайших соседей, обитателей «большого дома» в глашруахском поместье. Ведь им тоже может понадобиться помощь. Решено! — туда — то он и пойдёт прежде всего.
Как я уже говорил, Глашруах стоял у самого подножья Глашгара, где гора мягко скатывалась к даурской долине. Перед главными воротами поместья протекал Глашберн. С другой стороны дома через всю лужайку бежал ручеёк поменьше — тот самый, чьи песенки Джиневра слышала из своего окна. Оба ручья впадали в Лорри. Между ними гора, покрытая небольшим леском, покато шла вверх. Однако возле меньшего ручья, с той его стороны, которая была дальше от дома, её склоны вздымались гораздо круче. Там росли ели, но почва, едва прикрывающая скалу, была неглубокой, и деревья там были совсем хилые и низкорослые.
Гибби приближался к дому прямо с горы, спускаясь по утёсам между двумя ручьями, петляя среди лиственниц и сосен и уклоняясь от резких порывов бушующего ветра. Подойдя поближе, он увидел, как высоко большой дом возвышается над затопленной долиной, и подумал было, что поступил весьма опрометчиво, решив, что кому — то здесь может понадобиться его помощь. Однако спустившись чуть ниже, он ещё раз вскинул глаза и, увидев главный вход в поместье, тут же остановился и, поражённый, уставился на необыкновенное зрелище. Не веря себе, он хорошёнько потёр глаза. Нет, это не сон, привидевшийся ему возле уютного домашнего очага. Вокруг завывал ветер, скрипели и стонали ели, рядом возвышалась туманная гора, и с неё бурой молнией летел Глашберн, раз в пятьдесят больше своего обычного размера. Но где же железные ворота? Где каменные столбы, увенчанные волчьими головами? Где мостик? Куда делись каменная ограда и выложенная гравием дорожка, ведущая к самым дверям дома? Он что, сбился с пути? Может, он просто смотрит в другую сторону?