Когда пришло время прощаться, Гибби решил проводить дам до пансиона. Наконец — то он узнал, где найти Джиневру!
Глава 47
Урок мудрости
Прислушавшись к просьбе своей жены, мистер Склейтер сделал всё, чтобы показать сэру Гилберту, как неразумно с его стороны полагать, что он способен поступать в соответствии со словами нашего Господа. Хотя, наверное, сам он пришёл бы в ужас, если бы прочёл подобное описание своей попытки, тем не менее, суть её сводилась к следующему: не стоит понапрасну тратить свои силы, стараясь соблюдать Божьи заповеди, потому что это невозможно. Он сам, будучи священником, знает, что любые попытки это сделать будут тщетными, и поэтому никогда никого к этому не призывал. Он разъяснил Гибби (и по большей части, вполне справедливо), как трудно бывает верно истолковывать слова Господа и как часто люди допускают в этом грубые ошибки, но так и не раскрыл перед ним ни духа, ни жизни, заключённых в этих словах. Он доказывал, что Христос говорил в переносном смысле гораздо чаще, чем это может показаться на первый взгляд; но почему — то в его толковании смысл любого образа всегда оказывался меньше и незначительнее самого образа, а сравнения и притчи были прекраснее и величественнее, чем те истины, на которые они указывали. Всё время, пока мистер Склейтер читал своему подопечному это нравоучение, в его голосе звучала нотка упрёка и обличения, и Гибби не заметил в его речи ни одной искры любви и восхищения Господом, ни одного признака того, что для этого так называемого Божьего служителя Христос и вправду был прибежищем и утешением; что Он, Радость Отцовского сердца, живое Блаженство всей вселенной, хоть что — нибудь значил для души сотворённого Им человека, который к тому же взялся проповедовать Его Благую весть, едва зная о Нём что — либо кроме Его имени; что жизнь Божьего Сына была для него не только мыльной водой для пускания богословских пузырей через трубку своих личных догадок и соображений. Суть нотации мистера Склейтера сводилась к тому, чтобы заглушить в своём подопечном все подлинные стремления познавать Бога через послушание и свести на нет всю его страсть по истинному Благу.
Несомненно, время от времени Гибби, как и многие другие, гораздо более мудрые люди, не вполне правильно понимал, как именно следует исполнить ту или иную заповедь. Но даже в тех случаях, когда послушание допускает ошибку, оно всё равно остаётся послушанием Тому, Кто дал эту заповедь, а научиться слушаться можно только одним способом: слушаясь. Правда, мне трудно будет сказать, в чём именно ошибался Гибби, — разве только он не всегда узнавал перед собой тех животных, перед которыми не следует бросать жемчуг. Он принимал как нечто само собой разумеющееся, что, поскольку его опекун священнослужитель, а его жена — супруга священнослужителя, они, должно быть, непременно являются учениками того самого плотника — еврея, вечного Сына нашего всеобщего Отца. Будь у него чуть больше мудрости, он не стал бы класть им в руки Новый Завет, чтобы они перестали ссориться, не стал бы показывать им Господни слова как Божий закон, освещающий нам путь.
Ведь чем упорнее мы стараемся сделать людей хорошими, тем хуже они становятся, и единственный способ сделать их лучше — это самому быть хорошим, всё время помня про сучок и бревно. Ибо время говорить бывает редко, но время быть не кончается никогда.
Правда, все эти разговоры лишь сотрясали воздух: всё время, пока мистер Склейтер говорил, Гибби усиленно соображал, где же он и раньше слышал подобные речи и где раньше ему приходилось встречать таких людей. Слова священника не оказали на него ни малейшего воздействия. Он слишком хорошо знал истину, чтобы принять заплесневелое отверстие старой бочки за источник живой воды. Незримый Господь и Его запечатленное Слово уже давно были для Гибби такой надёжной и знакомой реальностью, что по сравнению с ней и весьма осязаемый мистер Склейтер, и его уверенные речи казались лишь призрачной дымкой. Гибби никогда не принимал решения исполнять Господни заповеди; он просто их исполнял. Кроме всего прочего он помнил и то, что Господь говорил ученикам о том, чтобы они соблюдали Его Слово и не стыдились Его перед людьми, и потому выслушал премудрые наставления мистера Склейтера то ли с жалостью, то ли с негодованием. Трудно представить, что он сказал бы, а от каких слов удержался бы, будь у него дар речи. Я знаю только, что в подобных случаях чем меньше сказано, тем лучше. Какая польза от спора, если из двоих один понимает подлинную суть вопроса, а другой обладает нужными знаниями? Вот уж воистину, красноречие мудрых и благоразумных против совершенной хвалы из уст грудных младенцев!