Потом он подумал, что, может быть, ему удастся что — нибудь разузнать о Донале в колледже, и в обычное время отправился на занятия. И точно: не успел он пройти во внутренний двор, как увидел своего друга, направляющегося на занятия по нравственной философии. Гибби не пошёл на свой урок и несколько часов сидел неподалёку от той двери, за которой скрылся Донал, ожидая его появления. Но того так и не было. Гибби понял, что Донал заметил его и, не желая с ним встречаться, незаметно вышел с другой стороны. Он тоже помчался домой, уверенный, что Донал уже там, пусть даже он заперся у себя в комнате. Но дома было пусто, и миссис Меркисон не видела Донала со вчерашнего дня.
На следующий день Донал должен был сдавать свой последний экзамен для получения степени. Гибби поджидал его в подворотне неподалёку от колледжа и увидел, как тот прошёл мимо, не заметив его. Лицо Донала было бледным, но решительным; глаза его свидетельствовали о бессонной ночи, а губы казались неумолимыми стражниками, заперевшими внутри множество печальных вздохов. В следующий раз Гибби увидел Донала лишь в последний день семестра, когда тот в присутствии всех студентов и профессоров вышел вперёд, чтобы получить свой диплом и свою степень. Гибби ещё не доводилось видеть Донала в таком благородном и величественном облачении. Он знал, что на свете нет зла, кроме греха. Но последняя неделя показалась ему самой тоскливой в жизни. Когда церемония закончилась и все начали выходить, Гибби снова притаился у дверей в ожидании — и снова напрасно. Должно быть, Донал вышел через сад, окружавший здание с другой стороны.
Вернувшись к себе, Гибби обнаружил прощальную записку. Донал отправлялся домой, к матери, и просил Гибби упаковать его вещи, обещая, что напишет миссис Меркисон насчёт того, куда отослать его старый сундук.
Глава 53
Ночная слежка
Прочитав это письмо, Гибби вдруг ощутил такое безысходное одиночество, какого не чувствовал даже в те далёкие дни, когда остался совсем один и бродил по свету, никому не нужный. Он никак не мог понять, почему Донал так упорно его избегает. Он не сделал ему ничего дурного, всегда был ему верным другом и в скорби, и в радости. Не мешкая, Гибби уселся за стол в комнате Донала и написал ему письмо. Время от времени поднимая глаза, через полуоткрытую дверь он видел пыльные солнечные квадраты на ветхой мебели. На улице был ясный день, один из провозвестников далёкого лета. Но как хмуро и уныло было на душе у Гибби! Каким невесёлым и безжизненным стало всё вокруг теперь, когда Донал уехал и больше не будет жить рядом с ним!
Закончив письмо, Гибби подпёр голову руками и, наверное, впервые в жизни задумался о том, что же делать дальше. Ему казалось, что в его жизненном море вдруг наступил полнейший штиль. Один ветер стих, а другой ещё не подул. Его немного беспокоила мысль о том, что придётся вернуться в дом к мистеру Склейтеру и снова ощущать на себе давление чуждой ему натуры. Ну ничего, теперь это ненадолго. Правда, Мистер Склейтер не раз подумывал о том, чтобы попытаться удлинить определённый законом срок опекунства на том основании, что его подопечный ещё не готов распоряжаться своим имуществом.
Но характер Гибби, его нынешняя учёность и сообразительность (а также мысль о том, что подумают о самом мистере Склейтере в обществе, если его попытка вмешаться закончится провалом) удержали его от каких — либо действий. Таким образом, в мае, согласно записи о его рождении в церковной книге, он станет, наконец, совершеннолетним, а значит, сможет быть сам себе хозяином и не будет больше зависеть от кого бы то ни было. Гибби часто и много думал о том, что будет делать дальше, и у него уже были определённые планы, но о них никто ничего не знал, кроме Донала. А теперь Донал оставил его.
Гибби не спешил с возвращением на Даурстрит. Он упаковал вещи Донала, сложив вместе с ними все те книги, которые они успели купить, и оставил сундук на попечение миссис Меркисон. Затем он сказал ей, что не хочет пока отказываться от этой комнаты и поэтому оставит её за собой и будет время от времени сюда наведываться.