Выбрать главу
Жаворонок:
В заботливых ладонях Гнездо моё лежит, И серп его не тронет, Но мимо просвистит. Весельем небо дышит, Мне ветер старый друг, Я с ним парю и вижу, Как дивно всё вокруг! Моя простая песня Летит к жене моей И радостью небесной Сердечко греет ей. Здесь в небе так прекрасно! Такая благодать! Когда б ты мог подняться И это увидать! Покрыто сердце пылью, Но руки рвутся ввысь. Ты к солнцу, как на крыльях, В молитве поднимись!
Человек:
Ты смело и cвободно, Летя, звеня, паря, Как внук седой Природы В чертогах у Царя, Поёшь, не зная страха, О счастье и любви Моя простая птаха С мелодией в крови. Священник мой незнатный Без ризы и венца, С сердечком благодатным, С восторгом без конца, Поёшь ты в упоенье И, как левиты встарь, Возносишь всесожженье На плотяной алтарь. Хожу в тоске сердечной, Вокруг туман и мгла, А ты, пророк беспечный, Взлетаешь выше зла. Даётся мудрость туго, Гордиться не с руки. Возьми меня, пичуга, К себе в ученики. Ведь если ты так весел, Беспечен и не пьян, Тогда тебе известен Бальзам от горьких ран. За завесью унылой Ты видишь тьмы конец, Твоей достанет силы На дюжину сердец. И все твои собратья Снуют то там, то тут, Крылатой, звонкой ратью Хвалу Ему поют, Молве людской не внемлют, Не сеют и не жнут, Пока ничком на землю Однажды не падут.

Прочитав стихи, сэр Гилберт и леди Гэлбрайт удалились и пошли в новую часть дома, где находились их комнаты и спальня. Проходя по мосту, Джиневра почти всегда бросала взгляд вниз и вверх вдоль пустого русла, виднеющегося в скале. Сегодня она, как обычно, остановилась и выглянула в окно. Внизу пересохшее русло выходило в широкую даурскую долину, вверху его перегораживал оползень, за которым, весело сверкая, бежал с горы ручей. Гибби показал на него. Джиневра с минуту смотрела вдаль и затем тяжело вздохнула. Он спросил её — теперь они разговаривали, скорее, как два духа, слившихся в одно; даже знаки и жесты были им порой уже не нужны, — почему она вздыхает, чего ей так не хватает.

— Только песенки моего ручейка, Гибби, — ответила она.

Тогда он вынул из кармана маленький пистолет и положил его ей на ладонь. Затем он открыл окно и знаками показал, что она должна выстрелить.

Джиневра никогда не стреляла из пистолета и немножко испугалась, но ей было бы стыдно не исполнить любую просьбу своего Гибби. Она подняла пистолет, рука её дрожала. Он накрыл её своей, и дрожь сразу утихла. Она нажала на курок и тут же выронила пистолет, пронзительно вскрикнув. Он дал ей знак внимательно прислушаться. Ещё секунда — и вдруг, как стократное эхо, раздался мощный грохот, скачущий с горы на гору, как гулкий, раскатистый гром. В следующее мгновение Джиневра увидела, что оползень со страшным шумом катится вниз по руслу, подпрыгивая и крутясь: это бурые от земли волны ручья, беснуясь от сумасшедшей радости, с ликующим кличем возвращались в своё родное русло. Джиневра смотрела на всё это, приоткрыв рот от изумления и радости, которая превратилась почти что в испуг, когда вода, как живая, с рёвом приблизилась к мосту и с размаху кинулась под него. Они обернулись и увидели, как ручей несётся дальше, спускаясь к Лорри по крутым уступам своего русла. Пока они смотрели ему вслед, комки земли в воде растаяли, волны прямо на глазах становились всё чище и чище, и через несколько минут под мостом текла, играя и танцуя, уже самая настоящая речка со светло — коричневой водой, прозрачной, как дымчатый горный хрусталь, и её неистовый рёв сменился нежным журчанием.

— Давай посмотрим на него из моей комнаты, Гибби! — сказала Джиневра.

Они поднялись в её башенку, выглянули из окна и стали смотреть на воду. Они смотрели на неё до тех пор, пока в сгустившихся сумерках волны стали уже почти неразличимыми для глаза и угадывались лишь по неясному и непрестанному движению.