И сэр Майкл, круто повернувшись, по дороге натолкнулся на какую-то дуру. Бормоча извинения, он успел заметить, что волосы у этой девчонки какого-то странного оттенка — совсем как червонное золото.
В клубе, обмениваясь анекдотами и остротами с двумя джентльменами, которые ему всегда были противны, он выпил три рюмки виски и только потом пошел завтракать.
6
На следующее утро, в перерыве, Тим Кемп забрел в кабинет Никола Пемброук.
— Тим, миленький! — сразу воскликнула она. — Уходите, прошу вас! Вы меня размагнитите. А я должна, понимаете, должна сосредоточиться. Из-за музыки вчера пострадал бедный сэр Джи, и теперь я должна как-то, каким-то чудом вытащить его из этой каши…
— Чепуха, милая моя! — Тим сел и взглянул на нее поверх булькающей трубки. — А кроме того, у меня есть новости. Прямо из Комси.
Она перестала делать то, чего она все равно не делала.
— А как вы узнали, что там происходит?
— Вы забыли, что я и там подвизался…
— Миленький, как же я могла забыть? Но вы отлично знаете, что они вас там не выносят. Каким же образом…
— Меня не выносили только заведующие отделами, — сказал Тим кротко. Он удивительно умел перебивать других, не повышая голоса. — А среди низших служащих я был очень популярен. Более того — у меня в секретариате Комси работает Пятая колонна. Мой главный агент — я ее так называю для романтичности — звонит мне сюда и называет меня дядя Уолтер. Обычно еще до одиннадцати я получаю все сведения, но, разумеется, иногда мне их приходится расшифровывать самому.
— Какой же вы гадкий, гадкий человек, Тим! Не знаю, за что я вас так люблю. А может, и знаю? Так какие же у вас новости?
— Сэр Майкл еще больше расстроился, чем сэр Джордж, милая моя. Гордости в нем больше, вот почему. Мечет гром и молнии все утро. Многие там думают, что у их директора нынче особо скверное похмелье.
— Не понимаю, как она может рассказывать вам все это по телефону?
— А у нас простой код. Все, что она рассказывает дядюшке Уолтеру про свою собачонку, Майстру, относится к сэру Майклу Стратеррику.
Никола посмотрела на него недоверчиво.
— Не могу понять, когда вы врете, Тим, а когда нет. Только не говорите, что в этом участвует та девочка, которую вы им подсунули, эта Шерли Эссекс.
— Конечно нет. Куда ей! Я ее туда направил с совершенно другой целью. Нет, милая моя Никола, я только хотел вас утешить, что здесь у нас все благополучно — серенькое облачко по сравнению с их черной тучей. Так что перестаньте притворяться расстроенной.
— Все это прекрасно, но нам необходимо сделать что-нибудь в угоду старику Маунтгаррету Кемдену. Помочь, что ли, симфоническому обществу состряпать какой-нибудь музыкальный фестиваль в его честь — нет, упаси Бог!
Она стала деловито перебирать бумаги на столе, хотя ей следовало бы помнить, что такого старого лиса, как Тим, этим не проймешь.
— Тут появился некто Динерк, он переложил многие органные произведения Баха для полного оркестра — знаете, вроде Стоковского, бррр!
— Нет, милая женщина, тут я против вас. Мне это по душе.
— Тим, неправда! Такая вульгарность.
— Я люблю вульгарность в музыке, — сказал Тим, — а современный оркестр так упоительно шумит!
— Но так коверкать Баха! Попробуйте об этом сказать моему бедному Артуру — он просто задрожит и застонет, затрепещет.
Но на Тима это не произвело никакого впечатления. Артур был вечно хворый муж Никола, и, по глубокому убеждению Тима, конечно скрытому от Никола, этот Артур сам себе надрожал и настонал всякие немощи, которые завоевали ему незыблемую преданность Никола. Но как знать, вдруг у нее есть тайный любовник, какой-нибудь хамоватый скрипач родом из Бухареста или Одессы, который теперь летает сюда из Нью-Йорка или Лос-Анджелеса.
— Пусть ваш Артур думает, что угодно, а я люблю, когда Баха малость подперчивают.
— А я утверждаю, что вы, наверно, сто лет не были ни на одном концерте, старый вы обманщик!
— И не был, ваша правда. Но надо мной живут две девочки, и у них чудесный проигрыватель, вот они иногда и приглашают меня послушать. Не знаю, чем они зарабатывают на жизнь, — задумчиво продолжал Тим, — но иногда мне кажется, что они подрабатывают по вызовам…
— Тим, я вам не верю!
— А почему? В моем квартале живет всякий сброд вроде меня — чудесный квартал. Все мы там малость не в себе. Подо мной, в подвале, живет человек, который пишет грандиозную книгу, — доказывает, что мы превращаемся в машины. Я его мало вижу, он по вечерам уходит мыть посуду в каком-то большом отеле.
— Я вас уже не слушаю, — сказала Никола, — у меня груда работы, не то что у вас. Уходите, Тим, прошу вас, уходите!