Выбрать главу

Он взял перо, обмакнул его в чернила и стал медленно опускать, пока кончик не коснулся пергамента. Не могу сказать, чтобы он быстро писал, — нет, он вел себя как наездник, который едва может справиться со своей лошадью.

Все быстрее и быстрее летал кончик пера по пергаменту, и каждая строчка, которую оно оставляло, была написана безупречным почерком. Три строки, четыре, пять — я нахмурился и вытянул шею, пытаясь разобрать, что там написано. Я очень гордился своим умением читать, знаете ли. Многие мои ровесники и немало из тех, кто старше меня, были неграмотными. Но матушка моя, несмотря на выпавшую ей судьбу, получила хорошее образование… в основном от своей матери, поскольку отец не очень-то ее любил с самого начала. Матушка поставила себе цель выучить читать и меня, а Строкеру, чурбану, который владел трактиром, где я вырос, эта затея казалась пустой тратой времени.

«Он так и останется ничем. Зачем ты делаешь из него грамотное ничто?» — бывало, негодовал он. Строкер всегда знал, что сказать.

Но сейчас я таращился на пергамент и не мог ничего разобрать.

— Что это за язык? — наконец спросил я.

— Это руны, — отвечал предсказатель, даже не взглянув на меня. Он написал еще пару строчек, а потом дрожащей рукой медленно и осторожно отложил перо в сторону. После чего поднял пергамент, разглядывая написанное.

— Ты что, не знаешь, что написал? — спросил я.

Он покачал головой.

— Нет, не знаю. Не знаю, пока… — Он запнулся и моргнул, как сова, которую потревожили днем, потом моргнул еще раз и пробормотал: — Ну и ну! — Мне это ничего не объяснило, а он прибавил: — Вот это да! — Что понравилось мне гораздо меньше, чем «ну и ну».

— Да в чем дело? — Я потерял терпение. — У меня, знаешь ли, нет времени…

— Тебя зовут Невпопад?

Вопрос застал меня врасплох. Служанки, как вы могли понять, знали меня как «господина По». Я взял этот псевдоним, когда появился здесь, и никогда не испытывал потребности раскрывать свое полное имя кому бы то ни было. Я рассудил, что чем меньше людей обсуждают мое имя в округе, тем лучше и спокойнее для меня. Поэтому, когда провидец произнес его вслух, я почувствовал, как меня пробрал холод. До этого момента все казалось дурацкой игрой. Этот человек и впрямь мог видеть, что со мной случится… он знал мое будущее, мою судьбу — это противоречило всему, во что я верил. Миг, когда «игра» вдруг стала серьезной, был похож на тот момент, когда ты, в учебном бою вооруженный деревянным мечом, вдруг обнаруживаешь, что твой противник держит в руках самое что ни на есть настоящее оружие.

— Да, — осторожно ответил я. — Так и есть. — Я попытался угадать, какие закорючки на пергаменте могли соответствовать слову «Невпопад», но быстро сдался. — А откуда ты знаешь?

— Я не знал, пока не прочитал. — Он разглядывал написанное, качая головой.

С каждым его покачиванием я чувствовал все большее и большее отчаяние, хотя и сам не знал почему.

— Ну и ну, — сказал он. И прибавил: — Ну и ну, ну надо же, вот это да, ну и…

— Перестань! — Я хлопнул ладонью по столу так, что посетитель мой подпрыгнул на стуле. — Ты меня пугаешь!

— У тебя есть на это все основания, — заявил он, внимательно глядя на то, что написал. Либо он был замечательный притворщик, либо и в самом деле видел слова на листе впервые, написав их в некоем трансе. — Принимая во внимание то, что случится…

— Да что? Что же случится?

Ветер на улице набирал мощь, и дверь под его натиском вдруг распахнулась. Я подскочил от испуга, решив было, что кто-то ворвался, чтобы нам помешать или даже напасть на нас. Но никого не было. От притока свежего воздуха пламя в очаге вспыхнуло ярче. Ветер вырвал пергамент из рук провидца, но тот подхватил его и припечатал ладонью к столу. Я тем временем дохромал до двери, приналег плечом и захлопнул ее. Ветер снаружи ржал и лягался, как злая призрачная лошадь, но я закрыл дверь и вернулся на свое место. Нетерпение переполняло меня. Таинственное настроение момента, которое дурная погода только усиливала, нисколько его не облегчало.

— Ладно, хватит, — твердо сказал я, не желая больше никаких игр.

Он осторожно посмотрел на меня и сказал:

— Знаешь… еще не поздно выразить все это как-нибудь туманно.

— Что? — У меня не сразу улеглось в голове, что такое он говорит.

— Я бы мог сложить какие-нибудь стихи, чтобы было потуманнее. В общих словах описать то, что произойдет… — В его голосе звучала надежда, как у проказливого ребенка, который надеется избежать нудных уроков.

— Нет.

— Ну, хотя бы в рифму? Лимерик, например, или какие-нибудь хорошенькие…

— Нет!

— Хокку, — слабо закончил он.

— Перестань, — отвечал я, в то время еще не знакомый с поэтической формой, о которой узнал позднее, во время путешествия через континент Чинпан. — А теперь будь так любезен, — продолжал я, отрубая каждое слово, — скажи мне, что же написано этими проклятыми рунами?

— Ну… — Он прочистил горло (я решил, что большой необходимости в этом не было). Затем скрючился, изучая руны. — Здесь говорится… — Он помолчал, с надеждой глядя на меня, и сказал: — Последний шанс услышать предсказание в туманной форме…

— Ты посох видишь? — спросил я, поднимая посох повыше — больше для выразительности, чем из опасений, что провидец его еще не заметил. — Я или проломлю тебе голову, или засуну его тебе в задницу. Или сделаю и то и другое, если ты мне сейчас не скажешь, что должно произойти.

— Хорошо, хорошо. Один маленький вопросик… У тебя есть запасы?

— Что? — Я не мог понять, о чем это он.

— Ну, что-нибудь готовое. Чтобы взять с собой в дорогу.

— Ты шутишь? — спросил я, но голос выдал мою неуверенность.

Провидец, судя по всему, ничуть не шутил. А моя неуверенность его только разозлила.

— Если хочешь встретить свою судьбу неподготовленным, тогда сиди тут и пялься на меня, отвесив челюсть, как слабоумный осел, — резко сказал он. — Если же, напротив, ты хочешь быть хоть немного готов, тогда ты сейчас побежишь в кладовку и подготовишь, что можно, к дальнему путешествию, во время которого охотиться тебе вряд ли доведется. — Я не двинулся, и его лицо помрачнело, а глаза блеснули. — Ну?

Я вскочил. Удивительно, как быстро можно отбросить цинизм и скептицизм, когда появляется только намек на угрозу жизни и здоровью. Ни слова больше не говоря, я отправился в кладовку, где собрал все, что можно было унести. Два бурдюка с водой, несколько бараньих окороков, немного сухарей, сушеное мясо и овощи. Мне приходилось делать выбор, потому что хромая нога не позволяла тащить тяжелый груз на далекое расстояние. С другой стороны, я не хотел остаться без продуктов.

Часть моего сознания жестоко меня бранила: «Он над тобой смеется! Это такая игра, и ты опять попался! Оставь эту чепуху, запиши пиво, которое он выпил, на счет обучения, и выгони этого бездельника на улицу!»

Однако я продолжал собирать провизию. Говорят, лучше перебдеть, чем недоблюсти, и, когда дело касалось моей безопасности, важнее ничего не могло быть. Даже простая радость выгнать посетителя из таверны.

Наконец я собрал все, что мог взять с собой, и побросал собранное в заплечный мешок. Он получился тяжелым, но нести его можно было вполне. Притащив его и себя в зал, я увидел, что провидец по-прежнему сидит за столом все такой же встревоженный. Я сбросил мешок с плеча на пол, он глухо стукнул, а я, показывая раздражение, сказал:

— Ну хорошо, провидец, я сделал, как ты сказал. И я тебе не завидую, если это просто твоя гнусная шутка…

— Я часто шучу, Невпопад, — мрачно ответил провидец, — но, когда дело касается моего таланта, ничто не отвлечет меня от моей священной задачи. Это что, — он указал на мой мешок, — припасы?

Я фыркнул от злости.

— Нет. Это моя коллекция эротических штучек восьмого века.