Если вспомнить, что мы сидели на скалах посреди моря, вокруг нас шумели волны, путь впереди был неизвестен, путь назад заказан, то нам стало до странности хорошо.
— Что такое с тобой, Шейри? Почему почти все время, что мы проводим вместе, нам приходится удирать от людей, которые хотят нас убить…
— Когда ты меня не насилуешь, ты хочешь сказать?
Она жестко смотрела на меня, и, к своей досаде, я понял, что не могу выдержать ее взгляд.
— Мы уже с этим покончили, — ответил я. — Не знаю, почему надо опять начинать.
— Да ладно.
Кажется, она была разочарована, и на миг я взбесился оттого, что она опять взялась меня судить. Но я понял, что слишком устал, чтобы сейчас все это обсуждать.
Шейри закончила смешивать зелье, отлила половину в другой флакончик и протянула мне. Я замер, посмотрел на него, поднес к носу. Пахло жутко. Я глянул на Шейри, а она просто сидела и смотрела на меня.
— Дамы вперед, — сказал я.
— То есть ты думаешь, что я могла его отравить, и хочешь посмотреть, как я все выпью?
Я кивнул.
Она с сожалением на меня посмотрела.
— Невпопад… если бы я хотела тебя отравить… Я бы дала тебе что-нибудь безвредное, и пусть бы тебя убил яд на стреле.
Возразить на это мне было нечего. Держа в уме эту сокрушительную истину, я выпил снадобье. Шейри сделала это почти одновременно, и мы какое-то время сидели, глядя друг на друга, и оба думали, похоже, одно и то же: «Интересно, поможет или нет?»
— Идем, — вдруг сказала Шейри и поднялась. — Давай.
— Солнце скоро зайдет. — Я указал на небо. — Мы можем и здесь остаться. Наверное, нам так и надо сделать…
— Невпопад, кроме приливов бывают и отливы, — напомнила Шейри. — Я бы не стала надеяться, что Беликоз откажется от преследования, когда вода спадет. Не думаю, что и ночь его остановит. Или ты хочешь уснуть и никогда больше не проснуться?
— Если мы пойдем, — возразил я, — а стрелы были отравлены, то от движения яд начнет действовать быстрее.
Шейри моргнула и раздраженно поджала губы.
— Да. Это правда, — наконец признала она. — И так и так плохо, Невпопад.
— К несчастью, с этим заявлением я очень хорошо знаком. — Я немного подумал и неохотно прибавил: — Пожалуй, все-таки нам лучше пойти. Если я и умру, то не доставлю этому ублюдку удовольствия сделать это под его мечом.
Шейри кивнула, и, когда мы вновь зашагали, я сказал:
— Шейри… вообще-то судьба моего тела меня не волнует, но мне бы не хотелось, чтобы этот фигляр над ним надругался. Если так случится, что я умру раньше, чем ты… сбрось мое тело в море, ладно?
— Никаких проблем, Невпопад. Только это удерживает меня от попытки столкнуть тебя в море, пока ты жив.
Ничего удивительного, что меня ее слова не утешили.
Мы почти не разговаривали, продолжая наш нелегкий путь. Каменистая поверхность Среднего Пальца никаких удобств не предлагала. Кроме того, что ощущение сухости и тепла осталось в другой жизни, вскоре я уже не мог вспомнить время, когда ноги не болели от хождения по твердой поверхности. Земли по-прежнему было не видно, а солнце вскоре село. На небе появился серп луны, который давал света ровно столько, чтобы мы могли видеть путь, но по обеим сторонам от Среднего Пальца расстилалась чернота. Единственное, что нарушало тишину, — это плеск волн слева и справа. Мне показалось, что из всех живых существ на планете остались лишь мы вдвоем. А и правда… что, если бы так было? Что, если, пока мы совершаем этот безумный переход, на родине прокатились опустошительные войны и все мужчины, женщины и дети погибли в последней схватке? Или вдруг разразилась чума, и тела людей лежат, нагроможденные друг на друга, а последние жертвы еще выкашливают кровь, складывая трупы в штабеля. А Беликоза и его людей смыло волнами, унесло в глубины моря…
Шейри и я вполне могли бы оказаться единственными людьми на планете.
— Идиотизм! — вдруг воскликнул я.
Впереди вырисовывался тусклый силуэт Шейри, детали в темноте разглядеть было трудно. Она остановилась и, как показалось, повернулась ко мне, но точно сказать я не мог.
— Что?
— Ничего, ничего, — нетерпеливо ответил я.
Мы переговаривались напряженным, хриплым шепотом.
Так мы продолжали движение, потому что движение само по себе стало нашей целью. В тишине раздавалось только постукивание моего посоха: «тук-тук». Я не знал, начало ли действовать зелье, приготовленное Шейри. Я только чувствовал, что с каждым шагом устаю все больше и больше. И даже подумал: если я упаду, неужели Шейри так и пойдет дальше без меня?
Часть рассудка сказала «да». Большая часть. Но меньшая его часть ответила «нет», и это меня страшно разозлило. Если у меня развивается чувство сострадания, тогда прямо здесь и сейчас мне следует считать себя мертвым, потому что ничего, кроме смерти, не могло меня ожидать на этой дороге для глупых альтруистов, среди которых был и мой бывший лучший друг.
Я вдруг понял, что не помню, иду я или нет. Я просто механически двигался. Страшная усталость сковывала мои члены, и мне казалось, что я едва могу шевелиться. Тут я осознал, что уже никуда не шагаю. Тело перестало двигаться, а мозг только сейчас получил сигнал.
Я начал качаться, заваливаться куда-то вбок и услышал впереди:
— Невпопад!
Это кричала Шейри, но в то время я уже не заботился ни о том, иду я или нет, ни о том, жив я или же умер. Я исчерпал весь запас сил и больше ни на что не был годен. Там, где мы тогда проходили, перешеек сужался, и с тихим стоном я покачнулся и упал. Мир закружился, улетая прочь от меня, а я ожидал, что сейчас меня схватят ледяные пальцы моря и утащат на дно, но мне было уже совершенно все равно.
И я свалился на землю.
Я полежал немного, раздумывая, не превратилась ли вода в лед.
— Невпопад? — раздался сверху голос Шейри, и я понял ее недоумение — ведь мое исчезновение не сопровождалось всплеском.
— Да, кажется, да, — медленно ответил я.
Я потянулся и растопырил пальцы, хватая землю, которая, как я понял, расстилалась вокруг меня. Она сыпалась из моих ладоней маленькими комочками.
— Песок. Я… лежу на песке.
Через миг Шейри была рядом со мной, в изумлении оглядываясь.
— Пришли…
— Пришли?
Я не мог поверить. Кое-как я поднялся при помощи посоха, огляделся, а потом зажмурился.
И верно. С высоты Среднего Пальца мы не могли разглядеть, но сейчас поняли, что стоим на широкой равнине. Видно было так плохо потому, что месяц спрятался за облаками и, кажется, выходить оттуда не собирался. Но мы стояли на земле, на настоящей земле.
Я всхлипнул от облегчения, и Шейри тоже. Она даже потянулась ко мне, и на миг, на один короткий миг, мы обнялись — две боевые лошади, вышедшие живыми из боя. И тут же Шейри выпрямилась.
— Идем, — торопливо сказала она. — Надо двигаться. Беликоз может нас преследовать. А вдруг он уже догоняет? Хотя нам повезло, и худшее уже позади.
Ну, вы знаете, как мне обычно везет.
7
ТРАГИЧЕСКАЯ УТРАТА
Я УВЕРЕН, вы не забыли, если, конечно, предположить, что вы не страдаете каким-нибудь расстройством ума, короче, вы не забыли слова, которые я говорил раньше: что был момент, когда я удивлялся, каково это — быть сухим; тогда мы отчаянно цеплялись за жизнь, пересекая море по Среднему Пальцу. И вот, очень скоро после того, как мы пустились в путь через пустыню под названием Трагическая Утрата, я забыл, каково это, когда поблизости имеется влага.
Мы не могли понять, что находится перед нами, пока не рассвело. Почва плавно поднималась, идти по ней было неудобно, и, как только забрезжил рассвет, мы поняли почему.
Рассвета я толком не увидел. Мы, кажется, целую вечность брели под ночным небом, и я уже стал думать, что не спал несколько дней. В какой-то миг, несмотря на протесты Шейри, я уселся отдохнуть. Должен признать, что эта девица умела вызвать невероятное раздражение, но ее упорство меня поражало. В свое время мне доводилось заниматься с замечательно выносливыми рыцарями, и любому из них пришлось бы сильно напрячься, чтобы потягаться с Шейри. Ее заявления о том, что нам нельзя останавливаться сократились едва ли не до назойливого бормотания, и я никак не мог сосредоточиться на том, что она там говорит. Помню только, как мое лицо осветило солнце, а сам я шатался из стороны в сторону, время от времени рывком приходя в себя. Первое, что порадовало мой взор, была Шейри — она сидела скрестив ноги неподалеку. Капюшон она натянула на голову, голову же свесила на грудь и дышала медленно и ровно. Я был почти рад увидеть мою плетельщицу спящей. Это давало некоторую надежду, что она, может быть, смертна.