Он кивнул, улыбаясь:
— Молодец! Ты, видно, умом в меня пошел. И кое-что еще унаследовал, без чего мог бы и обойтись. — Последнее утверждение он сопроводил выразительным взглядом на мою увечную ногу. — Дополнение не самое удачное, но что поделаешь.
— Как же это мать мне не сказала, что один из ее «клиентов» имел физический изъян? Это могло бы значительно сузить круг моих поисков. Ведь я не сомневался, что рано или поздно найду своего папашу.
Одклей пожал плечами:
— Темно было. Да и она на нас смотрела… прежде чем все это случилось… таким восторженным взором. Мы, поди, все до единого представлялись ей высокими, широкоплечими красавцами. Я же…
Уловив в выражении моего лица презрение и досаду, он осекся и перевел разговор на другое:
— А насчет моего участия в управлении страной ты совершенно прав. В качестве шута я привык подмечать необычные, сокрытые от остальных стороны вещей и явлений. И в людях вижу прежде всего то, на что другие и внимания не обращают. Но о моей роли никто, кроме тебя, не догадывается… Рунсибел — пустое место, это ты тоже верно заметил. Ни умом, ни мудростью бог его не наделил. В общем, человек он довольно заурядный. А с другой стороны, стать королем не всякий на его месте сумел бы. Не любому заурядному человеку такое по плечу. Я даю ему советы, как поступить в той или иной ситуации, что предпринять. Ему нравится быть на виду, я же с охотой остаюсь в тени. Люблю направлять ход вещей и стараюсь по мере сил сделать этот мир хоть немного лучше.
— Пока что он похож на чертову свалку, сточную канаву. В этом есть и твоя заслуга.
— Мы все делаем для нашего мира то, что нам по силам. И ты не исключение.
— Плевать я хотел на этот мир. Мне только до себя самого есть дело.
— Не скромничай. — Шут бросил на меня скептический взгляд. — Ты мог бы выложить все, что знаешь. И о чем догадываешься. Так нет же, удержался. Пожертвовал собой ради других. А это ведь и есть подлинный героизм, Невпопад. Любой отец на моем месте гордился бы таким сыном.
Вот уж это он зря сказал. Мое терпение лопнуло. И на корточки присел рядом со мной тоже напрасно. Я изо всех сил двинул кулаком по его мерзкой физиономии, и раздавшийся при этом хруст прозвучал в моих ушах сладчайшей музыкой. Шут опрокинулся на спину и растянулся на полу.
— Поздравляю, теперь и у тебя нос сломан! — сказал я ему, не скрывая злобной радости. — Одному богу известно, сколько раз мне довелось испытать подобное удовольствие!
Я склонился над ним, и он инстинктивно прикрыл ладонями лицо. Думал, я еще ему добавлю. Знаете, прежде я наверняка так бы и поступил. Прежде я не задумываясь придушил бы его голыми руками. Но теперь…
Теперь я себя чувствовал слишком усталым, слишком опустошенным.
С меня довольно было вида крови, сочившейся из его поломанного носа. Здорово я ему врезал. Кровь текла обильно. Приятно было убедиться, что руки мои по-прежнему сильны и удар получается что надо. Откинувшись назад, я привалился к стене.
— И это все на сегодня? — спросил Одклей.
— Тебе мало? Так только скажи, я добавлю…
— Нет, что ты… Этого вполне довольно… Просто… любопытно…
Мне успело уже порядком надоесть его общество. Но все же ради поддержания разговора я вяло поинтересовался:
— В каком смысле?
— Твое мировоззрение изменилось, Невпопад, кругозор расширился. Ведь еще несколько лет назад, случись нам с тобой встретиться, ты бы на этом не остановился. Лупил бы меня до тех пор, пока дух из меня не вышиб бы. Потому что ненависть ко мне была для тебя едва ли не смыслом жизни. Главным мотивом всех твоих поступков.
— Ты себя переоцениваешь, — буркнул я.
Он продолжал спокойным и уверенным тоном, так, будто не расслышал моих слов:
— Но теперь ты стал частью куда более прихотливой конструкции, более сложного замысла высших сил, в сравнении с которым я сделался для тебя чем-то весьма незначительным, не стоящим внимания. Желание мне отомстить перестало быть смыслом и главной целью твоего существования.
Я помотал головой и неторопливо произнес:
— Ты — трус, который изнасиловал мою мать, который скрывает свой ум под личиной придурковатого шута. Поверь, Одклей, ты всегда был и останешься малозначительной личностью.
Он собрался было возразить, но лишь рукой махнул. Поднялся, прошел в угол камеры… Я с любопытством за ним наблюдал. Вот он нажал на едва заметный выступ в стене, и толстая кладка внезапно раздалась в стороны. Проем, который при этом возник, был довольно узким, но мне и Одклею наверняка удалось бы, хотя и не без труда, сквозь него протиснуться… Шут повернулся ко мне и жестом предложил выбраться из застенка. Видя мою нерешительность, он кивнул со словами: