И вдруг она ощутила кожей лица дуновение тёплого ветерка. Маделайн пыталась себя убедить, что это ей только чудится – в самом деле, откуда было взяться теплу в промозглую ветреную ночь в чаще леса? Но порывы ветра, дувшего как раз в сторону входного отверстия её убогого шалаша, становились всё горячее, и она решила, что это, скорей всего, жар от костра, который развёл где-нибудь поблизости случайный путник (вполне возможно, из числа беглых преступников или бандитов с большой дороги). Маделайн всегда страшилась встреч с подобными представителями рода человеческого, но в ту ночь эти её страхи уступили место опасению замёрзнуть насмерть.
И потому она не долго думая вылезла из шалаша и побрела сквозь чащу Элдервуда, туда, откуда так заманчиво тянуло теплом. Она шла, выставив ладони вперёд и продолжая разминать озябшие пальцы – её нитяные перчатки, протёртые до дыр, совсем не спасали от холода. Впереди она разглядела поляну, а подойдя к ней, так и застыла на месте от изумления.
Посреди поляны стояла огромная птица, охваченная пламенем.
Маделайн, разумеется, никогда прежде ничего подобного не видела и решила было, что это не иначе как птица Рух, которую облили горючей смесью и подожгли какие-то злодеи охотники. Она оглянулась в поисках этих негодяев, но оказалось, что нигде поблизости не было видно и слышно ни одной живой души, кроме неё самой и несчастного обречённого создания. И лишь постепенно до Маделайн дошло, что огромная птица вовсе не была жертвой чьего-то злого умысла. Она просто самовоспламенилась, причём не снаружи, а изнутри. Пламя, пожиравшее её, возникло в глубинах её существа. Птица, сгорая, не издавала никаких звуков, из чего Маделайн заключила, что та не испытывает страданий. Странное создание, судя по его виду, принимало свою судьбу с величавым спокойствием. Маделайн стояла на месте, не в силах шевельнуться, и глаз не сводила с горевшей птицы.
Вскоре от неё осталась одна лишь, хотя и довольно высокая, горка пепла. Но даже и в этот момент Маделайн не догадалась, чему она стала невольной свидетельницей. Говоря по правде, она тогда и вообще-то не очень хорошо соображала, поскольку незадолго перед тем едва не замёрзла насмерть да вдобавок ещё и проголодалась, потому как ничего не ела несколько последних дней. Она сделала несколько осторожных шагов к дымившимся останкам птицы в надежде отыскать в груде пепла хоть немного свежезапеченного мяса, чтобы наполнить им свой живот.
Но пепел вдруг начал шевелиться, и Маделайн снова замерла на месте. Она так струхнула, что бросилась бы бежать оттуда во весь дух, если б только могла заставить свои ноги повиноваться. Но они словно одеревенели. Медленно-медленно, с огромным трудом переставляя их, она попятилась, потом ухватилась за ствол ближайшего из деревьев у края поляны и схоронилась за ним. Любопытство победило её страх, и вскоре она отважилась выглянуть из-за дерева. На поляне творилось нечто совсем уж невообразимое: порыв ветра подхватил с земли пепел, вскружил его и разнёс в разные стороны, а на месте сгоревшей птицы очутилась другая, как две капли воды на неё похожая, но живая и невредимая. Маделайн сперва решила было, что бедняге чудом удалось спастись из огня. Но ей пришлось от этой мысли отказаться – перья у этого нового создания были гладкие и блестящие, ни одно из них не то что не обгорело, но не было даже опалено.
И тут Маделайн наконец догадалась, что именно ей посчастливилось увидеть.
Феникс расправил свои огромные крылья – мать уверяла, что на каждое из них могло бы усесться человек по десять, да ещё, пожалуй, и место бы осталось, – закинул голову вверх и издал ликующий крик, такой пронзительный, что Маделайн едва не оглохла, и с тех пор у неё постоянно слегка звенело в ушах. А потом он взмыл в ночное небо и вскорости исчез из виду, только хлопья оставшегося пепла ещё кружили над поляной.
Мать восприняла всё это как знак свыше. Предзнаменование, если хотите. Потому как человек не может, став свидетелем одного из редчайших на свете событий, не перемениться при этом внутренне. Есть, к примеру, такие, кто верит, что падающая звезда предвещает скорое рождение или смерть кого-то из великих мира сего. Но в таком случае возрождение феникса, явление куда более значительное и куда менее изученное, не может не быть провозвестником важных перемен в судьбе того, кто за ним наблюдал. Вот Маделайн и решила, что само Провидение указало ей путь к этой поляне, а значит, ей уготована великая судьба. А поскольку перед её глазами свершились одновременно и смерть и рождение, она не сомневалась, что ей, в свою очередь, предстоит вскорости пережить нечто необычайное и непременно связанное также либо со смертью, либо с рождением. Либо с тем и другим одновременно.
Я, честно говоря, далёк от того, чтобы над ней насмехаться за подобные мысли. Она была так одинока и несчастна, так молода. Надо же ей было что-то придумать себе в утешение. Что-то такое, что дало бы ей силы жить дальше.
И вот на следующее утро, воодушевлённая своим ночным приключением, Маделайн покинула лесное убежище. Она себя убедила, что коли уж ей уготована великая судьба, так неплохо бы отправиться на её поиски. Она больше не боялась ни бродяг, ни разбойников и смело шла торными тропами, поскольку верила, что сама судьба защитит её от любой опасности. Когда она мне об этом рассказывала, я внутренне содрогнулся при мысли о риске, которому она себя таким образом подвергала. Но, представьте себе, она бродила по большим дорогам с неделю, если не больше, и осталась невредима. Так что, может, судьба и вправду была тогда на её стороне.
После недолгих своих странствий Маделайн очутилась наконец на самой границе королевства Истерия, которым в то время правил король Руфус Де Вейн. Несколько властителей соседних мелких государств жаждали завладеть его троном. Сам Де Вейн правителем был, по общему мнению, весьма слабым, хотя и заявлял всем и каждому без ложной скромности, что у него, мол, железная рука. Главным претендентом на истерийский престол был тогда Рунсибел Сильный. Такое прозвище он сам себе придумал и стремился любой ценой его оправдать. Рунсибел был известен как человек немногословный, но при этом волевой и энергичный. Словам он предпочитал действия, а если и высказывался при тех, кто готов был подхватить и пересказывать на каждом углу его речи, то лишь об идеальном королевстве, где его приближённые, которых он произведёт в рыцари, станут на страже свободы, справедливости и терпимости, вследствие чего в державе наступит золотой век.
Все эти заманчивые обещания не производили никакого впечатления на ремесленников и крестьян, изнурённых год от года увеличивавшимися военными податями. Они были так озабочены тем, чтобы выжить и кое-как свести концы с концами, что им было не до политики.
Что же до Маделайн, то она набрела однажды на небольшое скромное заведение, на вывеске которого значилось: «Трактир Строкера». Хозяином и управляющим трактира являлся, как нетрудно догадаться, джентльмен по фамилии Строкер.
Хотя, разумеется, применительно к нему слово «джентльмен» можно употребить разве что в шутку. Этого типа вполне справедливо было бы именовать мерзавцем, гадом, ублюдком, скотиной – короче, любым бранным словом. Строкер был жирным до безобразия, с ляжками как два свиных окорока. А мозгов у него в голове имелось... никак не больше, чем в упомянутом окороке. Сообразительности ему хватало ровно настолько, чтобы лебезить перед клиентами и всячески им угождать, когда же дело шло о работниках, находившихся у него в подчинении и в его почти безраздельной власти, тут он тупел прямо на глазах. Маделайн, которая зашла в трактир немного передохнуть и подкрепиться, «повезло» – Строкеру как раз понадобилась служанка взамен той несчастной девчонки, что накануне померла от пищевого отравления (не иначе как отведав какое-то из блюд, которыми Строкер потчевал слуг, хотя сам он это горячо отрицал).