Но, хотите верьте, хотите нет, даже и это не очень-то мне помогло... Слишком велико было очарование момента... Слишком утончённо-роскошным, манящим казалось всё, на чём бы ни останавливался мой взор...
Я огляделся в поисках Морнингстара и не без труда его обнаружил – красавчик стоял у самого дальнего конца самого последнего из столов, то есть ему предстояло занять место на максимальном удалении от королевского семейства. Вот как понизился статус бывшего оруженосца сэра Кореолиса. Теперь его назначили служить сэру Боллоксу, в голове у которого было не больше ума, чем в супнице. Булат с унылым видом посматривал по сторонам, а когда мы с ним встретились взглядами, поспешно отвернулся.
– Пожалуйте сюда, юный сэр, – почтительно обратился ко мне дворецкий и повёл вперёд, поддерживая под локоть.
Мне стало любопытно, какое же место назначил для спасителя своей дочери Рунсибел. Или сама Беатрис решала этот вопрос? Во всяком случае, столы, где должны были сидеть оруженосцы, находились вовсе не там, куда меня вёл этот старик с царственной осанкой. Да и мог ли я себя по праву считать одним из них? Ведь мой господин погиб, а нового назначения я до сих пор не получил. Знатные дамы и господа, мимо которых мы шли, ласково мне кивали, ловили мой взгляд... Это мне льстило, что греха таить.
– Невпопад, вот и ты наконец! – воскликнул его величество при виде меня. – Пожалуй сюда, к нам, если ты не против. У нас как раз есть для тебя местечко.
Я постарался ничем не выдать своего изумления. Его величество стоял футах в трёх от меня у главного стола, находившегося на специальном подиуме. Облачённый в белые с золотом одежды, Рунсибел, по-моему, никогда ещё не выглядел столь величественно. Я перевёл взгляд на королеву, которая приветливо мне кивнула. Она стояла по правую руку от супруга. Ей было очень к лицу ярко-красное пышное платье, спадавшее на пол широкими складками. Энтипи почему-то отсутствовала, но их величества пригласили за свой стол какую-то незнакомую мне юную особу со светлыми вьющимися волосами. Девушка была одета в роскошное бархатное платье пурпурного цвета с золотой вышивкой. Через её правую руку был перекинут белоснежный шарф из блестящего шёлка, а на густых волосах, расчёсанных на прямой пробор, красовался золотой обруч.
– Да-да, присоединяйтесь к нам, – произнесла незнакомка голосом принцессы Энтипи.
Я не знал, чему верить – глазам своим или ушам, и попытался произнести её имя, но голос мне не повиновался, только губы шевельнулись. Она так и просияла от удовольствия. Шутка удалась!
– Надеюсь, ты не успел ещё позабыть нашу дочь, – с насмешливой торжественностью пророкотал его величество. – Ведь вы так долго пробыли вдвоём. Поторопись, оруженосец. Пора и праздник начинать. Садись-ка рядом с принцессой.
– Слушаюсь, ваше величество, – бодро отвечал я, пробираясь к креслу, на которое он соизволил указать, и с прежним недоумением поглядывая на Энтипи.
Она подмигнула мне и, когда король милостиво обратился к гостям: «Прошу садиться, господа!» и трубы торжественно возвестили начало пиршества, скорчила забавную гримасу.
– Простите, принцесса... вы...
– Наконец-то отмылись до блеска. Вы это мне хотели сказать?
– Примерно...
– И я вам такой же комплимент собиралась сделать, – хихикнула она.
И я преломил хлеб с королевским семейством. Нет, вы только вдумайтесь, вслушайтесь в звучание этих слов: я преломил хлеб с королевским семейством!
Еда, которую нам подавали, была такая, что я чуть с ума не сошёл от наслаждения, честное слово! Сколько новых открытий, сколько потрясений! Вот, например, мясо, которое я сперва только пробовал маленькими кусочками, а после, осмелев, стал поглощать с большой жадностью, оказалось таким нежным, что буквально таяло во рту. Я же привык считать, что оно бывает только жёстким, как подмётка, и прожевать его может лишь тот, кто молод и имеет во рту полный набор здоровых, крепких зубов. Или взять вина. До чего же тонкий, изысканный вкус отличал все их сорта. Мне ни разу в жизни не доводилось пробовать ничего подобного. Много я отведал разных фруктов, о которых прежде даже не слыхал, а какую чудную нам подавали рыбу, какие сласти, какие ароматные прохладительные напитки!
Атмосфера за столом была самая что ни на есть непринуждённая. Король и королева, не говоря уже об Энтипи, держались со мной мило и просто, как с равным. Мы ели. Мы болтали. Мы весело смеялись, вспоминая наши с принцессой приключения, которые теперь, когда мы их благополучно пережили, казались чем-то далёким и не вполне реальным. Время летело незаметно. Но только я ни на минуту не забывал о гобелене, который висел как раз за моей спиной и, как верили все, кроме меня самого, олицетворял мой беспримерный подвиг.
– Знаете, Невпопад, я пережила минуту настоящего торжества, поймав на себе ваш взгляд – растерянный и озадаченный, – когда вы подошли к нашему столу, – сказала Энтипи.
– Очень рад, что сумел вам угодить, – ответил я с полупоклоном.
– Я, по правде говоря, очень рассчитывала вас удивить. А то вы, поди, уже вообразили, что знаете меня как свои пять пальцев. Ни одной девушке на свете это не пришлось бы по вкусу. А тем более – принцессе.
– Больше всего меня поразил и сбил с толку цвет ваших волос, – признался я. – Вот не ожидал, что после... после горячей бани они станут такими светлыми.
– Вам нравится их цвет?
– Очень. Но неужели это и правда результат одного лишь...
– Обычная практика, – усмехнулась Энтипи, – принятая в королевских семьях. – Нам служат плетельщики, специализирующиеся в совершенствовании внешнего облика. Одни умеют придать глазам выразительность и блеск, другие слегка изменяют форму рта и очертания подбородка, третьи занимаются исключительно причёсками, цветом и густотой волос.
– Понятно. Вы, значит, велели плетельщице перекрасить ваши волосы при помощи колдовства. Очень мило.
– Я далеко не в первый раз прибегла к её услугам, – хихикнула Энтипи.
– И ты полагаешь, – с мягким укором обратился к ней король, – что Невпопад только для того здесь и находится, чтобы обсуждать твои причёски. Нет, дитя, поверь, у нас с ним есть дела поважней. – Он начал вставать со своего роскошного кресла, которое слуга поспешно отодвинул назад.
Поднявшись на ноги, его величество кивнул трубачам, которые уже довольно продолжительное время скучали на своём помосте, и те сыграли несколько тактов марша, после чего по знаку Рунсибела опустили трубы и, как и все остальные, кто был в зале, выжидательно повернулись к нашему столу.
– Мои дорогие и многоуважаемые рыцари, лорды и леди, оруженосцы и воины! – проникновенно произнёс Рунсибел. – Как всем вам известно, мы собрались здесь для того, чтобы отпраздновать несколько важных и радостных событий. Прежде всего это совершеннолетие нашей возлюбленной дочери Наталии Томазины Пенелопы, для краткости именуемой Энтипи.
Принцесса встала и церемонно поклонилась гостям. Те приветствовали её аплодисментами. На всех лицах, обращённых к юной наследнице трона, цвели ласковые улыбки. Я подумал, что, очутись здесь благочестивые жёны, они вряд ли приняли бы участие в общем ликовании. Наверняка ни одна из них не улыбнулась бы Энтипи, да и аплодировать ей не стала бы...
– Но возвращение принцессы под родной кров, – продолжал его величество, – стало возможным лишь благодаря самоотверженным усилиям одного из оруженосцев. Не по годам мудрого, на удивление отважного, на редкость изобретательного защитника и спасителя нашей дочери... Невпопада!
И снова гром аплодисментов. Я вскочил на ноги и поклонился присутствующим. Поглядел на них сверху вниз и приготовился к тому, что на меня накатит волна ненависти и презрения к этим знатным дамам и господам, к цвету рыцарства. Но ничего подобного не произошло. Я прислушался к себе. В душе моей не было и тени неприязни к этим людям. Я себя чувствовал... очень даже здорово.
Вернее, я был просто счастлив до глубины души, всё во мне ликовало.